Держи марку! Делай деньги!

Он попрощался со всеми, хотя это и прозвучало как «птнкчы», и двинулся на выход из подвала. Свет Хлюпера подталкивал вперед его тень. Мокриц поднимался по лестнице, стараясь не дать ногам улететь вперед него, а тролли провожали его подозрительными взглядами. Голова кипела, но ей было нечем заняться. Не за что ухватиться, неоткуда извлечь решение. Где-то через час выйдет в тираж местное издание «Правды», а вслед за ним и он. Люди бросятся забирать деньги из банка, что будет, мягко говоря, чудовищно, и остальные банки тут ему, конечно, не помогут, потому что он не входит в число из «славных ребят». Позор, бесславие и Шалопай глядели ему в лицо, но только один из них его вылизывал.

Значит, он добрался до кабинета. Сплот бесспорно отвлекал человека от мелких неприятностей, слепливая их в одну большую проблему: как удержаться всеми частями тела на одной планете. Мокриц не воспротивился традиционному слюнявому собачьему поцелую, встал с колен и добрался аж до кресла.

Хорошо… Сесть. Это он мог сделать. Но в голове роились мысли.

Скоро здесь будут люди. Слишком много вопросов без ответа. Что делать, что делать? Молиться? Мокриц не особенно доверял молитвам, и не потому, что не верил в существование богов, а потому, что боялся, что они существуют. Допустим, Анойе он сослужил добрую службу, и давеча он видел ее новенький сверкающий храм с фронтоном, уже увешанным жертвенными яйцерезками, венчиками, половниками, маслобойками и многими другими бесполезными принадлежностями, которые пожертвовали благодарные прихожане, столкнувшиеся с опасностью прожить всю жизнь с застрявшими кухонными ящиками. Анойя делала свое дело, потому что у нее была узкая специализация. Она даже не притворялась, что обещает рай, вечные истины или избавление в той или иной форме. Она просто обеспечивала тебя гладким выдвижением ящиков и доступом к вилкам. И почти никто в нее не верил, пока Мокриц не выбрал ее наугад на роль божества, которое нужно благодарить за чудесное обогащение. Вспомнит ли она его?

Вот если бы золото застряло у него в ящиках, она еще могла бы помочь. А превратить в золото опилки – вряд ли. И все-таки, когда не оставалось ничего, кроме молитвы, человек обращается к богам.

Мокриц зашел в кухню и снял с крючка половник. Потом вернулся в кабинет и сунул половник в ящик стола, где он и застрял, выполняя основную функцию половников всего мира. Оставалось погреметь ящиками. Очевидно, богиню привлекал шум.

– О Анойя, – сказал он, потянув за ручку ящика. – Это я, Мокриц фон Липвиг, раскаявшийся грешник. Не знаю, помнишь ли ты меня. Все мы здесь лишь утварь, застрявшая в нами же самими сколоченных ящиках, и в особенности я. Если ты сможешь выкроить минутку в своем плотном графике и высвободить меня в этот час нужды, недостатка в благодарности не будет, о да, когда мы установим статуи богов на новом Почтамте. Мне никогда не нравились амфоры на старом здании. И покроем позолотой, если что. Спасибо заранее. Аминь.

Напоследок Мокриц снова потянул на себя ящик. Половник пружинисто выскочил, пролетел по воздуху, как выпрыгнувший из воды лосось, и разбил стоявшую в углу вазу.

Мокриц решил расценить это как добрый знак. В присутствии Анойи полагалось чуять запах сигаретного дыма, но поскольку Дора Гая провела здесь больше десяти минут, принюхиваться не было смысла.

Что дальше? Да, боги помогали тем, кто сам не плошал, поэтому всегда оставался последний, близкий сердцу фон Липвига вариант. «Импровизируй», – всплыло у него в голове.

Глава десятая

Покажи класс – «Председатель тявкает» – Гарри Король откладывает кое-что про запас – Крики начинаются – Один поцелуй, без языка – Военный совет – Мокриц берет все на себя – Фокус с марками – Возбуждая профессорский интерес – Грезы о рае

Импровизируй! Больше ничего не остается. Вспомни золотистую цепочку. Это обратная сторона радуги. Выкрутись из ситуации, из которой невозможно выкрутиться. Куй свою удачу. Обрати все в спектакль. Если ты падаешь, пусть всем запомнится, как ты превратил падение в прыжок. Иногда твой лучший момент – это последний момент.

Мокриц подошел к шкафу и снял с вешалки лучший золотой костюм, который надевал только по особым случаям. Потом он нашел Глэдис, которая стояла и смотрела в окно.

Ему пришлось очень громко повторить ее имя, прежде чем она очень медленно повернулась к нему.

– Они Идут, – сказала она.

– Да, они идут, – согласился Мокриц. – И я должен выглядеть лучшим образом. Ты не погладишь мне брюки?

Не произнося ни слова, Глэдис взяла их, приложила к стене и провела по ним своей гигантской ладонью, после чего вернула брюки Мокрицу. Складочка была такая, что хоть брейся. Потом она снова отвернулась к окну.