Державин

Эта песнь Суворову была в 1795 году напечатана отдельным изданием, но из типографии не вышла — она разгневала императрицу. Похвалы полководцу не понравились Екатерине — меньше их оставалось на ее долю. Кроме того, она обиделась на Державина, решив, что поэт призывает ее ограничить завоевания и опять дает непрошеные советы.

Когда секретарь императрицы Попов читал ей вслух новую оду Державина, он в одной строфе ошибся ударением.

У Державина было:

Бессмертная Екатерина!
Куда и что еще? Уже полна
Великих ваших дел вселенна.

А Попов прочел:

Бессмертная Екатерина!
Куда и что еще? Уж полно…

То есть довольно, хватит, оставайся с тем, что взято. Императрица же вовсе не думала расстаться с завоевательной политикой.

Дальше внимание Екатерины остановили строки, в которых Державин с восхищением говорил о трудах и подвигах россиян, русских людей:

Как ночью звезд стезя, по небу протяженна,
Деяний ваших цепь в потомстве возблестит
И мудрых удивит. —
Уж ваши имена,
Триумф, победы, труд не скроют времена…

Эти стихи были также забракованы — поэт должен славить императрицу, а не ее подданных.

Так «Песнь на победы Суворова» в свое время и не увидела света.

В декабре 1795 года Суворов снова приехал в Петербург. Его поселили в Таврическом дворце — после смерти Потемкина он отошел в казну, — и здесь Державин вновь увидел Суворова. Они знали друг друга еще со времен крестьянской войны, иногда переписывались, но встречаться удавалось редко.

Державин был у Суворова на второй день его приезда. Фельдмаршал распорядился никого другого не принимать, хотя с визитами прибывали весьма многие. Исключение он сделал только для князя Платона Зубова как лица, ближайшего к императрице, но долго задержаться с разговорами не дал. Он, как был, встретил Зубова в дверях своей спальни, не подумав одеться для важного гостя — несмотря на декабрьские морозы. Суворов во дворце ходил, едва прикрыв наготу, как в лагерной палатке жарким летом. Он выслушал любезности Зубова и тут же попрощался с ним. Державин был оставлен обедать.

Зубов сейчас же отправился к императрице и рассказал ей о своей молниеносной встрече с Суворовым, не потрудившимся даже накинуть что-нибудь на себя из приличия. Екатерина решила намекнуть на это своевольному фельдмаршалу. Через полчаса в Таврический дворец явился придворный лакей. Императрица справлялась о здоровье Суворова и прислала ему подарок — богатую соболью шубу, крытую зеленым бархатом. Она передала, что просит фельдмаршала беречь себя от простуды.

Суворов, не моргнув глазом, приказал гонцу встать на диван и развернуть шубу. Осмотрев со всех сторон подарок, Суворов три раза поклонился шубе, принял ее на вытянутые руки, поцеловал и, кликнув своего камердинера Прошку, велел взять шубу на сохранение. Привычкам своим изменять он не собирался.

Когда Державин сел с Суворовым обедать, доложили о приезде нового гостя — вице-канцлера графа Остермана. Суворов мгновенно вскочил, натянул белый китель и выбежал на подъезд.

Лакеи открыли дверцу кареты. Остерман, кряхтя, собирался вылезать. Суворов, растолкав прислугу, вскочил в карету, сел рядом с Остерманом, выпалил, что очень рад посещению, благодарит за память, пожал руку, спрыгнул на землю и крикнул кучеру:

— Трогай!

Не успел опомниться Остерман, как кони уже везли его по улице.

Суворов возвратился к столу, придвинул к себе тарелку и со смехом сказал Державину:

— Этот контрвизит самый скорый, лучший — и взаимно не отяготительный.

Живя в роскошном дворце, свободный от службы, Суворов по-прежнему вставал чуть свет, обливался холодной водой и сохранял годами выработанное течение дня. Из спальни своей он распорядился вынести кровать и вместо нее положить в углу несколько охапок сена: другой постели он не признавал.

Под впечатлением встречи с Суворовым, Державин написал стихи:

Когда увидит кто, что в царском пышном доме
По звучном громе Марс почиет на соломе,
Что шлем его и меч хоть в лаврах зеленеют,
‘ Но гордость с роскошью повержены у ног,
И доблести затмить лучи богатств не смеют, —
Не всяк ли скажет тут, что браней страшный бог,
Плоть Епиктитову[2] прияв, преобразился,
Чтоб мужества пример, воздержности подать…

В годы царствования Павла I Державин, обманувшийся в своих надеждах на нового государя, редко затрагивает в стихах современные темы — они его не вдохновляют. Только боевые подвиги русских войск под командой Суворова побуждают его браться за перо.