Даже за границей знатный беглец не чувствовал себя в безопасности. Он опасался не только официальных демаршей русского правительства, которое требовало (нередко с угрозами) его выдачи, но и попыток выкрасть его или убить, как это сделали с Войнаровским, племянником гетмана Мазепы, – его поймали на улице Гамбурга и тайно привезли в Петербург. Прибегал политический сыск и к обманным вызовам из‐за границы. Особенно знаменита история задержания принцессы Владимирской (Таракановой). По указу Екатерины II ее обманом вывез из Италии находившийся в Ливорно с эскадрой А. Г. Орлов. Он прикинулся влюбленным в «принцессу». Позже в отчете Орлов писал: «Она ко мне казалась быть благосклонною, чего для я и старался пред нею быть очень страстен. Наконец, я ее уверил, что я бы с охотой и женился на ней и в доказательство хоть сегодня, чему она, обольстясь, более поверила. Признаюсь, милостивая государыня, что я оное исполнил бы, лишь только достичь бы до того, чтобы волю вашего величества исполнить». 21 февраля 1776 года Орлов заманил самозванку и ее свиту на корабль «Три иерарха», стоявший на рейде в Ливорно. Здесь ее арестовали, а затем отвезли в Петербург. При этом Орлов послал женщине якобы тайную записку, в которой писал, что он также арестован, просил возлюбленную потерпеть, обещал при случае освободить из узилища. Вся эта ложь нужна была, чтобы самозванка не умерла от горя и была доставлена в Россию в целости и сохранности. После Орлов написал Екатерине, что самозванка «по сие время все еще верит, что не я ее арестовал».
Итак, наш герой выслежен, спровоцирован, арестован и его нужно препроводить в узилище, по-современному говоря,
Намного сложнее было доставить арестанта из провинции. Инструкции нарочным требовали от охраны соблюдения нескольких важных условий. Вести арестанта нужно было быстро, тайно от посторонних, не давая арестанту бумаг и чернил, не позволяя вести переписку и общаться с родственниками и окружающими. По дороге конвою запрещалось обирать и обижать местных жителей, но на самом же деле все было как раз наоборот. Кроме того, охране нужно было упредить побег, самоубийство или перехват арестанта возможными сторонниками и соучастниками. Наиболее надежным средством от «утечки» арестантов в дороге считались «колоды» или «колодки» (отсюда столь распространенное название узников тогдашних тюрем – «колодники»). Однако колоды были очень неудобны и тяжелы, поэтому чаще прибегали к ручным и ножным кандалам.
Везли арестанта обычно либо в открытых телегах, либо в специальных закрытых возках. Для людей знатных находили вместительные кареты – берлины, а также большие закрытые возки. Естественно, что никто из арестантов не должен был знать, куда его переправляют. О конечном пункте не всегда знала даже охрана. Взятого в плен русскими войсками в Литве Фаддея Костюшко привезли в Петербург в конце 1794 года. Согласно секретному ордеру, конвой вез бунтовщика под именем некоего генерала Милашевича – на эту фамилию была выдана подорожная. Начальника конвоя предупредили: «Чтобы до С[анкт]-Петербурга никто, ни под каким видом, не знал кого вы везете, под наистрожайшим на вас и свиту вашу взысканием». В Петербург въезжать можно было «в темноту уже ночи, а не прежде».
Длинная и трудная дорога подчас сплачивала охрану и арестантов. Бывало, что арестанты угощали конвоиров в кабаках, ссужали их деньгами на прогоны, а те, в свою очередь, не следуя строго букве инструкции, давали своим подопечным разные послабления. За деньги у охраны можно было получить водку, освобождение от тяжелых оков, возможность пересылать письма или встретиться с родственниками. Перевозя в 1733 году из Брянска в Петербург арестованных, начальник конвоя сержант Прокофий Чижов расковал в Гдове преступника Совета Юшкова, «для того, что те кандалы были ему, Юшкову, тесны». Там же сделали новые, более просторные оковы. Следовательно, какое-то время преступник в дороге находился без кандалов, что все инструкции категорически запрещали. Нарушивший инструкцию сержант попал в пыточную палату, а потом его разжаловали в солдаты.