Дела «по важности» почти всегда были «секретные», «тайные». В 1723 году Тайная канцелярия отчитывала членов Главного магистрата за то, что они, исследуя какое-то дело по извету, совершили проступок: «Самую важность открыли, чего весьма чинить им не надлежало». Только руководители сыска, знающие суть отличий «важного» дела от «неважного», «посредственного», могли точно определить, какие из дел следует подносить государю, а какие к «важности не касаются» и могут быть решены в самом сыскном ведомстве. Поток таких не содержащих «важность» дел – а речь идет о тысячах их – шел, минуя государя, через постоянные сыскные органы XVIII века (Преображенский приказ, Тайную канцелярию и Тайную экспедицию). Поэтому для политического сыска разбор «маловажных» дел о пьяной болтовне, непристойностях, ложном кричании «слова и дела» быстро стал рутиной. Как писал П. А. Толстому оставшийся за старшего в Тайной канцелярии А. И. Ушаков, «в Канцелярии здесь вновь важных дел нет, а имеются посредственные, по которым також, яко и прежде, я доносил, что
На протяжении XVII и XVIII веков поручения по политическому сыску традиционно проводили назначенные государем доверенные люди, поставленные во главе комиссий. В XVII веке таких сыскных («розыскных») приказов – комиссий было довольно много. В октябре 1698 года, с началом Стрелецкого розыска, было образовано десять (!) следственных комиссий, во главе которых стояли бояре, а также комнатный стольник князь Ф. Ю. Ромодановский. Последний был тогда судьей Преображенского приказа. Впоследствии самодержец нередко поручал расследование всему, как тогда говорили, «синклиту», «начальствующим», «министрам», высшим должностным лицам (боярам, потом – сенаторам, членам Синода, судьям приказов, президентам коллегий и др.). Работа подобного рода следственных комиссий обычно опиралась на постоянные органы – учреждения политического сыска. Самым главным из таких учреждений долгое время был
История появления этого учреждения достаточно хорошо изучена Н. Б. Голиковой. Созданный как обычный дворцовый приказ, он претерпел эволюцию и с начала XVIII века стал головным учреждением, которое ведало политическим сыском. Этому способствовало то, что с осени 1698 года приказ стал центром грандиозного Стрелецкого сыска. Розыск затянулся на несколько лет, и постепенно сыскные функции приказа стали для него важнейшими. Образовался штат опытных в делах сыска приказных, заплечных дел мастеров, появились обустроенные пыточные палаты и тюрьма. У бессменного судьи приказа князя
Во многом благодаря Ромодановскому Преображенский приказ и занял столь важное место в управлении. Сам Ромодановский был всего лишь комнатным стольником, но он находился «в милости» у молодого царя. Он входил в тот узкий круг особо доверенных людей, сподвижников-собутыльников, среди которых царь отдыхал. Думаю, что в карьере Ромодановского особую роль сыграл Стрелецкий розыск 1698 года, когда он хорошо организовал следствие и получил важные сведения о замыслах стрельцов и их связях с царевной Софьей. Достиг этого Ромодановский благодаря открывшемуся у него пыточному таланту. Он был человек более жестокий и беспощадный, чем сам Петр. Порой царь даже выражал (возможно, показное) возмущение его кровопийством.
Особая жестокость Ромодановского имела объяснение – в какой-то момент стрелецкого мятежа он дрогнул. Его не было видно на поле боя после разгрома мятежников под Воскресенским монастырем. Первый розыск, причем неумелый, провел боярин А. С. Шеин, а не Ромодановский, что вызвало недоумение Петра I. Он писал в Москву, что узнал о подавлении бунта, «зело радуемся, только зело мне печально и досадно на тебя, для чего сего дела в розыске не вступил. Бог тебя судит! Не так было говорено на загородном дворе в сенях». Из этого вытекает, что при отъезде царя за границу политический сыск был поручен Ромодановскому и задание царя он не выполнил. Думаю, что Ромодановский попросту испугался и выжидал. По этому поводу Петр писал ему: «Я не знаю, откуды на вас такой страх бабей». Зато потом, когда мятеж был подавлен, а Петр вернулся в Россию, Ромодановский лез из кожи вон, чтобы загладить свою трусость и странную растерянность.