С умерщвлением преступника казнь не заканчивалась. В XVII–XVIII веках было принято выставлять трупы или отдельные части тела казненного в течение какого-то времени после казни. Все эти посмертные позорящие наказания имели предупреждающий и поучительный характер. В одних случаях речь шла о часах, в других – о днях, в третьих – о месяцах и годах. Сообщника Пугачева Ивана Зарубина казнили в Уфе на эшафоте, который еще до казни забили изнутри соломой и смолой. Как только отрубленная палачом голова была показана народу и затем «возложена на столб и на железный шпиль», эшафот был подожжен, а «пепел развеян по воздуху». Весь этот акт имел не только ритуально-символический смысл очищения земли от скверны, но и вполне прагматическую цель – лишить сторонников казненного возможности похоронить тело. Сибирский губернатор князь М. П. Гагарин был казнен на Троицкой площади Петербурга в марте 1721 года, а в ноябре того же года Петр требовал опутать труп, который уже разлагался, цепями и так повесить снова. Он должен был устрашать всех как можно дольше.
Каменный столб с водруженными на нем головой и частями тела преступников был символом совершившейся казни. Первым был столб на Красной площади, построенный в 1697 году для останков Соковнина и Цыклера. После казни в 1718 году сторонников царевича Алексея в Москве на площади была устроена целая «композиция» из трупов казненных. На верхушке широкого каменного столба «находился четырехугольный камень в локоть вышиною», на нем положены были трупы казненных, между которыми виднелся труп Глебова. По граням столба торчали шпицы, на которых висели головы казенных. Как вспоминал запорожец Н. Л. Корж, в таком положении трупы оставались надолго: «И сидит на том шпиле преступник дотоли, пока иссохнет и выкоренится як вяла рыба, так что когда ветер повеет, то он крутится кругом як мельница и торохтят все его кости, пока упадут на землю».
В ритуале казни после казни особое место занимала голова преступника. Ее стремились сохранить как можно дольше, даже если тело при этом сжигали. Нередко ее отправляли туда, где было совершено преступление. Обезглавленное тело В. Левина после казни 26 июля 1722 года в Москве было сожжено, а его заспиртованную голову отправили в Пензу. Ее водрузили именно там, где преступник кричал «непристойные слова», – на пензенском базаре. Для этого специально сложили каменный столб, на верхушке которого закрепили железную спицу для головы. Головы казненных оставались непогребенными порой годами. Юль видел в мае 1711 года в Глухове головы казненных осенью 1708 года сообщников Мазепы, а Берхгольц упоминает, что голова Лопухина провисела на колу более пяти лет после казни, совершенной 8 декабря 1718 года.
На местах казней – у эшафотов, виселиц, позорных столбов, в местах сожжения и развеивания по ветру останков преступника – вывешивали указы, написанные на нескольких железных листах. Указ разъяснял суть преступления казненных. Основой «жестяных листов» служил приговор, который выносил суд или государь. Однако текст на листе мог быть существенно короче приговора. Эти сокращения не были случайными. В черновике манифеста или «формы публикации о винах князя Меншикова» от 19 декабря 1727 года сказано: «Бабке нашей, великой государыне царице Евдокее Феодоровне, чинил многие противности,
Возле такого столба всегда стояла охрана, которая препятствовала родственникам и сочувствующим снять и захоронить останки. Часовые разрешали читать выставленные листы, но когда 23 сентября 1726 года капитан Иван Унков послал копииста Яковлева к столбу, на котором стояла голова казненного перед этим синодского секретаря Герасима Семенова, «списать слова с листа», то часовой этого сделать не дал. Обиженный Яковлев отправился в Тайную канцелярию жаловаться на солдата, был там задержан, подвергся допросам о причинах своего особого любопытства и с трудом выбрался из объятий сыска. Позже «листы» стали заменять публичным чтением манифестов о казни преступника. Манифесты о преступлении начинались словами «Объявляем во всенародное известие». Их печатали в сенатской типографии и рассылали по губерниям и уездам. Там их читали в людных местах и церквях. Были и публикации в газете. Так, через два дня после казни Василия Мировича 17 сентября 1764 года в № 75 «Санкт-Петербургских ведомостей» был опубликован отчет о происшедшем на Обжорке. Впрочем, одновременно установили, как и раньше, «листы» на месте казни.