— Он был одним из нас, — продолжал Дервиш, — но решил, что добьётся большего, если пойдёт своим путём! Он ушёл от нас, поступил на государственную службу, стал придворным магом, лекарем и астрологом. Он изменился. Мы видели, как его поглощает тьма, пытались встретиться с ним и предупредить, но он поставил вокруг себя мощную защиту, и мы ничего не могли сделать. Тьма нашла к нему путь и победила.
Искатели легли на песке и закрыли глаза.
— Когда ты видишь, как тот, кто дорог тебе, постепенно становится другим человеком, сначала испытываешь недоумение. — Продолжал звучать голос Дервиша. — А потом приходит понимание, что он не осознаёт происходящих с ним изменений. Он уже принимает то, что раньше считал недостойным и недопустимым. Он считает, что движется, совершенствуется, развивается, и начинает шире понимать недоступные ранее вещи. Когда видишь, как он становится чудовищем, сам совершенно не осознавая этого, испытываешь страдания, и эта боль очень сильна! Это самое страшное, что может произойти с любящими друг друга людьми. Идите за мной!
Глава 27. Храм
Искатели увидели огромный кабинет, освещённый ровным золотистым светом от висящих под резным потолком матовых светящихся шаров. Стены кабинета были отделаны дорогой древесиной с вычурной резьбой, позолотой, со вставками из красивой дорогой ткани. Посреди кабинета стоял золотой стол с массивными гнутыми ногами, выполненными в виде огромных когтистых лап животного. Он весь был заставлен блюдами, вазами, кувшинами и судками, наполненными разнообразными яствами и напитками. В кабинете находились три, нет, не человека, это были атланты. Глеб видел уже знакомый волнообразный разрез глаз на круглых лицах, толстые руки с перепонками между пальцев, слоновые ноги в огромных сандалиях. За столом сидел важный чиновник в шитых золотой нитью дорогих одеждах, в широкие ноздри его короткого носа были продеты массивные золотые кольца, глаза были подкрашены золотой тушью, большие массивные мочки ушей оттягивали серьги в виде круглых золотых дисков, пальцы рук украшало неимоверное количество колец и перстней. Напротив него сидели двое монахов. Глеб уже знал, как в те времена одевались странствующие монахи: на них была простая домотканая одежда, состоящая из шаровар, рубахи и плаща на металлических застёжках. Один их них был уже знаком Глебу, это был Айро. Только теперь он был старше того Айро, что был когда-то солдатом. Теперь он был повзрослевшим, окрепшим, уверенным в себе мужчиной. Седой старик рядом с ним вежливо улыбался, слушая сидящего напротив них чиновника, и кивал, закрыв глаза. Чиновник внимательно смотрел на них, и, разговаривая, время от времени пил из большого золотого бокала, который держал в руке. Беседа была спокойной и неторопливой. Глеб прислушался.
— Мне сообщили, что говорят о вас люди. — Говорил чиновник. — Вы предсказываете будущее, лечите тех, от кого отказались врачи, возвращаете глухим слух, а слепым зрение. Это правда?
— Мы просто молимся, господин, а по молитвам нашим Создатель даёт то, что считает нужным, — ответил Айро, и добавил, — а иногда он ничего не даёт.
— Ну! — Недоверчиво глядя на него, с подозрительной ухмылкой произнёс чиновник. — Вас он почему — то слышит гораздо лучше, чем других лекарей! У начальника государственной секретной службы накопилось немалое количество докладов от агентов, в которых они описывают такое множество невероятных событий с вашим участием, что я просто обязан был обратить на вас двоих своё внимание. Если даже только треть из того, что о вас написали, правда, то вы вовсе не простые монахи, какими хотите казаться.
— Людям свойственно преувеличивать, господин! — Подал голос старик.
— А тебя зовут Санджа! Наконец, я услышал твой голос! — Чиновник поставил на стол свою чашу. — Почему вы не пьёте и не едите? Вы брезгуете? Может быть, вы боитесь, что вас отравят?
— Наша вера проповедует воздержание. — Смиренно ответил старик. — Мы не голодны.
— Ну, как хотите. — Чиновник откинулся в кресле, и некоторое время задумчиво смотрел на монахов.
Немного помолчав, он вновь придвинулся к столу, и положил на него руки:
— Не буду утомлять вас пустой болтовнёй!
Глядя на сцепленные пальцы, унизанные золотыми украшениями, он тёр их друг о друга, напряжённо думая. Затем, подняв на монахов подведённые золотой тушью глаза, чиновник, взвешивая каждое слово, неторопливо произнёс: