– Этот достоинство смотрэт нэ надо, он работать нужен! – после этих слов он сам поворачивает зеркало под нужным углом и, аккуратно причесавшись, уходит. Все это время я давился от смеха, чтобы не обидеть «горячего» клиента, но теперь, после его ухода, смеяться уже не могу, а только судорожно икаю.
Ставки успели измениться, теперь «удовольствие» стоит 200 рэ. Идем нога в ногу с семечками. Цена на пиво, к которой мы хотели «привязать» свою ставку, прыгает непредсказуемо.
Дзинь! – на подоконничек ложится железный полтинник. В окошке худой тип, явно куда-то спешащий. Димка, не поднимая глаз, говорит:
– Еще.
Дзинь.
– Еще.
Дзинь, – и тип, и Димка предельно спокойны и невозмутимы.
– Еще.
Тип на секунду задумывается и достает стольник.
– Перебор.
Тип забирает один полтинник и, спускаясь по ступеням, про себя бормочет:
– Очко.
– Мне льготный нужен! – это заявляет рослый ветеран, по виду, похоже, ветеран НКВД.
– Знаете, ветеранский зал сейчас закрыт на реконструкцию. Если хотите, можно пройти в общий.
Ветеран удовлетворен и, горделиво вышагивая, идет справлять свою ветеранскую нужду. Вот, блин, павлин. Какая, спрашивается, ему разница, в каком зале сидеть, если они одинаковые?
– Ты когда-нибудь видел, чтобы мужик в «Поле чудес» запутался? Если он, конечно, не пьяный? – задумчиво спрашивает Димка, наблюдая, как три или четыре женщины пытаются вырваться из плена турникета-вертушки.
Если не мудрить и идти прямо, то никаких проблем с этой вертушкой не возникает. Но постоянно находятся «экспериментаторы», которые идут в обход, то есть делают полный оборот вместе с «Полем чудес» (так мы окрестили турникет) чтобы подойти к кассе, а потом пол оборота назад, чтобы попасть на лестницу.
В данном случае это дело подкрепилось коллективизмом – женщины шли друг за другом, толкая перед собой крылья турникета, при этом подталкивая идущую впереди в спину. Таким образом, даже оказавшись перед выходом на лестницу, они не успевали выскочить из «заколдованного круга», снова затягиваемые в это поступательное движение – и все абсолютно молча!
После двух полных оборотов Димка решает предпринять какие-то шаги. Он высовывается в окошко и испуганно спрашивает:
– Что? Окружаете?
Хоровод на секунду остановился и одна из несчастных, оказавшаяся перед лестницей, пользуясь остановкой, смогла выскочить. А за ней потихоньку выбрались и остальные.
Нет, что ни говори, а у женщин абсолютно своя, чисто женская, психология. И юмор своеобразный. Пример:
– За детей платить?
– Нет. Бесплатно.
Женщина кладет двухсотку и проходит.
– А где же ребенок?
– На улице. Он не хочет.
А теперь о тех, чья служба и опасна и трудна. О тех, кто намозолил всем глаза. Это стихи. Лирика, так сказать. Переходим к прозе Есть, конечно, и среди ментов люди. Наши, рыночные, стали уже почти родными. Случается, что кто-то из незнакомых ментов пытается заплатить, но мы честно возвращаем деньги. Но большинство – люди с откровенным комплексом власти. Эти парни семи миллиметров во лбу потрясающе похожи на незабвенного Полиграфа Полиграфовича. Дети Шарикова. Зачем, спрашивается, этим правозахоронителям в гражданском «ломиться в открытую дверь», т. е. проходить бесплатно в наглую и только после скандала с видом победителя показывать удостоверение? Видимо, они очень ценят свое милицейское дерьмо, раз считают что все вокруг обязаны угадывать их профпринадлежность по глазам. Или, может, по запаху? Я даже догадываюсь, каким должен быть запах. Ведь они из «внутренних органов».
Еще одна примечательная категория граждан – беженцы. В общем-то тех, кого я имею в виду, этим словом можно назвать с большой натяжкой. Это азиатские цыгане, приехавшие целой колонией из Таджикистана. На вид очень похожи на настоящих таджиков – полосатые чапаны, шаровары и все прочие азиатские атрибуты. Но вид деятельности чисто национальный – профессиональное попрошайничество. В любую погоду, в любой холод сидят жуткого вида тетки с маленькими детьми на асфальте, подложив под филе тонкую картоночку. Сидят в ряд и говорят между собой «за жизнь», даже не делая вид, что они несчастные. Один раз Вася, приятель, будучи во хмелю кинул одной из нищенок сторублевую монету, но, по пьяни, промахнулся и монетка, звеня, откатилась на полметра. Кто бы только видел, каким взглядом она его «одарила»! Разумеется, монетка осталась валяться на грязном полу. После этого каких-то сомнений в их «бедности» оставаться просто не может.
Первое время мы, как истинные, сердобольные христиане, пускали их бесплатно. Но, вот ведь какая незадача – деньги они не платят, а бумагу, чтобы вытереть мокрые руки, отрывают раза в три больше, чем простые граждане взводят на все, включая большую нужду. Опять же мыло. После каждого посещения этих бедолаг все (!) мыло смывается. Разумеется, после этого им надо много бумаги. У меня была теория, что они у нас грязные деньги отмывают, но после того, как наша уборщица застукала одну из «бедняжек» ворующей мыло, пришлись склониться к более прозаичной версии.
– Пусти, брат! – с протяжным южным акцентом говорит замызганное существо в женской одежде.