Дерево (СИ)

— Кажется, да… — Кохей медленно усваивал мысль, высказанную раненым, предварительно переведя её на японский. Авария, в которую попал этот человек… Авария, в которую попал когда-то он сам… Осознание жизни с другого угла зрения — от порога двери, ведущей за грань. Что было важным — стало несущественным. И наоборот. Он же правильно понял, да?

— А у вас нет потери памяти? Вы всё помните из своей жизни?

— Всё помню, — парень невесело усмехнулся. — Лучше бы забыл.

— Почему?

— Я как раз перед выездом со своей девушкой поругался. Из-за какой-то ерунды полаялись и разбежались. Она у меня гордая… была… Теперь ни за что не простит.

— А вы ей не сообщали про аварию?

— А зачем? Чего её дёргать, переживать заставлять? Всё равно мне её уже не вернуть… Вот и пазл получается. Оказывается, я без неё жить не могу, а всё время говорил что-то не то… Обижал её. Надо было совсем другие слова говорить. Теперь-то понимаю, а что толку? Ладно, хорошо, что живой остался, а то бы помер и даже не извинился перед ней. Спасибо, доктор. Вы меня спасли, я век вам буду благодарен. И пазл свой теперь сложу как надо. Спасибо.

***

Девушка, про которую раненый рассказывал Кохею, приехала в тот день, когда молодого врача наконец-то выпустили из больницы. Кохей решил перед отъездом забежать в палату к своему самому трудному на тот момент пациенту, но затормозил на пороге — незнакомая девушка в халате, наброшенном прямо поверх куртки, тыкала в прикрывшегося одеялом парня… веником? Ну да, сейчас это веник. А когда-то был букет… вон, лепестки по всему полу валяются. Она его не поцарапает? Приглядевшись, Кохей понял, что можно не волноваться — бывшими цветами девушка тыкала в край кровати, стараясь не задеть даже одеяло, под которым от неё прятались. И слова, которые она выкрикивала злым шёпотом, теперь точно значили совсем не то, что в словаре. Потому что нежность, звучавшую в каждой букве слов «придурок», «идиот» и «болван», слышно без всяких переводчиков. Вот только непонятно, почему в русском языке слово «козёл» приравнено к ругательствам? Козлы очень умные животные, их даже дрессируют и в цирке показывают.

Пазл… Вот, значит, как. Что-то, что происходит с нами, разделяет нас на кусочки. И мы начинаем смотреть на мир другими глазами. И многое становится понятным. А многое теряет смысл.

Только вот как быть, если некоторые кусочки картинки потерялись? Никак не удаётся заново себя собрать без этих фрагментов. И кажется, что упускаешь из виду что-то необычайно важное. Маленькие кусочки, из-за которых ты никак не можешь стать целым.

Пазл…

После того падения вертолёта Танигава Кохей больше ни разу не попадал в аварии. Видно, судьба решила, что уже хватит вырезать куски из и без того нескладывающейся картинки его жизни.

========== Нарита—Танпоро—Самицу—Камикава ==========

Дверь вагона захлопнулась с резким щелчком. Мицуру вздрогнул. Приподнятое настроение, не покидавшее его весь перелёт, внезапно исчезло. За дверью вагона поезда, готового вот-вот отойти от платформы, осталась его теперешняя жизнь. Остался он нынешний, такой, каким его знали уже много лет. Тот Мицуру, который сейчас нерешительно топтался в проходе, выбирая кресло, совершенно не представлял себе, что его ждёт через несколько часов. Это он-то, приучивший себя в любой ситуации видеть смешные стороны и ни черта в этой жизни не бояться! Почему ему сейчас так страшно?

«Чего я боюсь? Встречи с отцом? С матерью, с сёстрами? А чего их бояться-то? Уже давно все мои родные в курсе, что я гей. Слава богу, сестрицы меня не подвели, у наших стариков столько внуков — хоть бейсбольную команду собирай!.. Боюсь встретить старых знакомых или бывших одноклассников? И что? Ну, встречу. Выпьем, поболтаем. Я давно научился болтать на любые темы, не касаясь своей личной жизни. Людям хочется рассказывать о себе, а не выслушивать жалобы на чужие проблемы… Интересно, Акира в Камикаве? А Сатоши, Онихара… Кохей? Ёлки-палки, сколько же лет я их не видел?.. Обалдеть, почти десять лет прошло!..

Вот то, чего я боюсь, да? Боюсь увидеть своих старых приятелей… Увидеть, как они изменились, какими стали… И понять, что я тоже изменился… Мне скоро тридцать. Я сделал то, чего хотел больше всего на свете. Научился летать. Зрение восстанавливается, скоро я вернусь в своё пилотское кресло. У меня шикарная работа, нехилый счёт в банке, я живу в Америке… По меркам Камикавы, это предел мечтаний… Нет семьи? В Камикаве, которую я помню, было полно холостяков и одиноких женщин, которые жили своими заботами и не рвались менять… мудрёное слово есть… Статус кво, вспомнил! И холостяцкая жизнь — не повод для осуждения… Мне есть чем похвастаться, это правда! Ещё молод, успешен, а женитьба — дело нехитрое. Так и буду говорить. И вообще мы же видимся в последний раз, скоро не будет никакой Камикавы, и я больше никогда не увижу этих людей! Буду ездить в гости к Норико в Саратаяму, родители будут жить с ней… Нет, это не то… Не совсем то… Совсем не то, от чего меня трясёт…

Тогда в чём проблема-то, а?..»

***