Дерево Серафимы

Сначала Андрей Александрович долго щупал мой пульс холодными пальцами, потом стал слушать сердце и легкие, прикладывая к моей костлявой груди и не менее костлявой спине еще более холодное ухо стетоскопа. При этом у него было удивленное лицо, и он периодически цокал языком и бормотал что-то типа:

– Удивительно… если учесть, что в анамнезе… кроме того, при полном отказе от терапии… это может стать м-м-м-ням… мировым открытием… очень, очень м-м-ням… удивительно.

– Что, док, срок моей кончины можно перенести на более позднее время? – спросил я.

– Что?.. Давайте, давление измерим, Евгений Васильевич.

– Да что его мерить? Вчера только мерил. Утром.

– И какое было?

– Как всегда – сто на шестьдесят.

– Нет, давайте, все-таки измерим ваше давление.

Измерил.

– И как? – спросил я.

– Поразительно. Вас, Евгений Васильевич можно в космос посылать.

Сто двадцать на восемьдесят. И сердце у вас в полном порядке и пульс хороший и легкие чистые… А ну-ка, – Малосмертов достал из саквояжа прибор со шнурами и с электронным дисплеем, – ложитесь на диванчик,

Евгений Васильевич. Посмотрим ваши биоритмы.

Я лег, а доктор Малосмертов стал тыкать в меня эбонитовым стержнем в разные места. Мне было неприятно, а доктор все цокал языком и бормотал едва различимое:

– Если понять причину… м-м-м-ням-ням-ням, то можно… м-м-м, а это значит… м-м-м-ням, что методика… м-м-м-ням-ням… Но что же повлияло на м-м-м… Вот если это… м-м-м-ням… Да это на нобелевскую премию тянет…м-м-м-ням-ням-ням… не меньше…

Смотав шнуры и убрав в саквояж свои причиндалы, Андрей

Александрович присел на край дивана и, пытливо и пристально посмотрев мне в глаза, сказал:

– Евгений Васильевич, скажите честно…

Я дурашливо прижал руки к сердцу.

– Я всегда предельно честен с вами доктор.

– … Скажите честно, вы обращались за помощью к какому-нибудь другому врачу? Он вам рекомендовал какие-нибудь… препараты?

– Как на духу, – ответил я, – ни к кому не обращался и никаких препаратов не принимал. Только те пилюли, которые вы мне принесли.

– Какие пилюли? – встрепенулся Андрей Александрович.

– Те самые. Для улучшения качества жизни.

– А-а, те… Ну… те. Те самые… Это не то. А другого ничего не принимали, чего я вам не назначал?

– Вчера принял, – сознался я.

– Что вы приняли? – Малосмертов буквально впился в меня глазами.

– Пятьдесят грамм принял.

– Пятьдесят граммов чего?

– Водки. Ко мне друг приходил, принес водку. Я вообще-то коньяк предпочитаю, но мой друг водку принес. А сгонять в супермаркет я что-то не рискнул. Вот сегодня вышел, прогулялся немного, проверил свои силы. Думаю, смогу.

– Сгонять?.. Прогулялся?.. Пятьдесят граммов?.. Ну, пятьдесят граммов, пятьдесят граммов… Пятьдесят граммов – это несущественно.

Хотя…, в вашем состоянии… В вашем состоянии? – Андрей

Александрович с какой-то завистью посмотрел на меня, осмотрел с ног до головы и покачал головой. А потом кивнул. – В вашем состоянии пятьдесят граммов водки можно. А больше ничего? Никаких медицинских препаратов, или чего-то… нетрадиционного не принимали? Скажем…, какую-нибудь травку? Сейчас ведь много всяких… целителей, гомеопатов всяких…

Я сразу подумал о дереве Жизни и решил доктору Малосмертову ничего о нем не рассказывать. Во всяком случае, пока.

– Никаких травок я не принимал, – честно глядя ему в глаза, соврал я, – ни внутрь, ни в виде компрессов и клизм.

Доктор задумался на минуту и объявил:

– Так, голубчик Евгений Васильевич, собирайтесь, поедем в клинику. Нужно сделать кое-какие анализы, кое-что проверить.

– Нет, – решительно отказался я, вспомнив, чем закончилась моя последняя поездка в клинику. – Никуда я не поеду. Я еще недостаточно хорошо себя чувствую для ваших экспериментов. Кроме того, я вам не кролик подопытный. Я не против того, чтобы вы на мне диссертацию сделали и нобелевскую премию получили, но давайте немного позже приступим к экзекуциям. Отдохну, наберусь сил, тогда… Хотите кровь мою взять на анализы – берите. Хотите, в баночку помочусь. Хотите, в спичечный коробок накакаю… Но никуда я сегодня не поеду. И не просите.

– Но поймите, Евгений Васильевич…

– Я все понимаю, док. Понимаю, что от моей болезни лекарство не придумано, понимаю, что тысячи таких, как я, ждут его. Но я никуда сейчас не поеду. Дайте мне пожить спокойно. К тому же, ведь еще ничего не известно. Может, это временное улучшение? А в рассчитанный вами срок я того… Может такое быть?

– Ну…, – замялся доктор Малосмертов.

– Не торопитесь, док. Наблюдайте, исследуйте мою кровь и мочу.

Станет мне стабильно хорошо, вот тогда я ваш. Даже больше скажу – я вам свой труп завещаю. Режьте меня на части, мне для науки своего бренного тела не жалко. Хотите, бумаги соответствующие подпишу?

– Ну, раз вы так категорически настроены…

Доктор Малосмертов явно на меня обиделся. Но все-таки он взял на анализы мою кровь и дал мне баночку, чтобы я помочился.

Закрыв за ним дверь, я пошел в спальню. Верхний цветок с дерева

Серафимы обронил два листика, они лежали на влажной земле в горшке.