Фрэнси добралась до последней записи. Осталась только одна пустая страница. Что же, чем скорее она испишет тетрадь, тем скорее разделается с дневником и сможет заняться чем-нибудь другим. Она послюнявила карандаш.
Она посмотрела на последнее предложение. На переносице появилась морщинка. Она зачеркнула предложение и написала:
Да, все подростки в Уильямсбурге страшно интересовались сексом. О нем велись бесконечные разговоры. Те, кто помладше, увлекались эксгибиционизмом (ты покажешь мне, а я тебе). Те, кто поскромнее, маскировали этот интерес «игрой в доктора». Те, кто посмелее, занимались тем, что называли «грязными играми».
В семьях секс был окружен великой тайной. Если дети задавали вопросы, родители не знали, что им отвечать, по той причине, что у этих людей не находилось нужных слов. Каждая супружеская пара имела свои секретные слова для обозначения тех вещей, которыми занималась в постели под покровом ночи. Но мало кто из матерей отваживался повторить эти слова своим детям при дневном свете. Когда дети вырастали, они тоже, в свой черед, изобретали слова, которые не решались повторить при своих детях.
Кэти Нолан была не робкого десятка. Любую проблему брала как быка за рога. Сама она не заводила разговоров о сексе, но если Фрэнси задавала вопросы, отвечала как умела. Когда Фрэнси с Нили были совсем маленькие, они сговорились между собой спросить маму кое о чем. Однажды они подошли к ней, речь держала Фрэнси:
– Мама, откуда мы взялись?
– Мне вас Бог послал.
Дети из католической семьи согласны были на такой ответ, только пожелали уточнить:
– Как именно Бог переслал нас к тебе?
– Не могу объяснить. Для этого потребуется много длинных слов, которых вы не поймете.
– Скажи длинные слова. Может, поймем.
– Если поймете, тем более не стоит их говорить.
– Скажи другими словами. Скажи, как дети попадают на землю.
– Нет, вы еще маленькие. Если я расскажу вам, вы разболтаете другим детям, их мамы сбегутся и набросятся на меня, скажут, что я дурная женщина.
– Хорошо. Скажи тогда, чем девочки отличаются от мальчиков.
Мама задумалась.
– Главное отличие в том, что девочки писают сидя, а мальчики стоя.
– Но мама, я писаю стоя, когда в туалете темно, потому что мне страшно, – ответила Фрэнси.
– А я сажусь, когда… – открыл рот малыш Нили.
Мама прервала его:
– Ну, в каждом мужчине есть что-то от женщины и наоборот.
На этом разговор закончился, потому что дети были так озадачены, что не решились продолжать расспросы.
Когда Фрэнси, как она записала в дневнике, начала превращаться в женщину, она обратилась к маме с вопросами, которые ее волновали. И Кэти просто и ясно объяснила ей то, что сама знала. Иногда ей приходилось использовать слова, которые считались непристойными, но Кэти произносила их уверенно и спокойно, потому что других не знала. Никто никогда не обсуждал с ней то, что она рассказывала дочери. В то время не издавали книг, чтобы такие люди, как Кэти, могли узнать о сексе по-научному. Если не считать грубоватых слов и самодельных выражений, в объяснениях Кэти не было ничего неприличного.
Фрэнси повезло больше, чем другим детям из Уильямсбурга. Она узнала все, что требовалось, в то самое время, когда полагалось это узнать. У нее не возникало желания уединяться с другими девочками в темных углах, чтобы обмениваться грязными догадками. Фрэнси была избавлена от необходимости узнавать вещи окольными путями в искаженном виде.