Фрэнси увидела, как из другого подъезда выходит девушка по имени Джоанна. Джоанна вышла погулять с ребенком, он сидел в коляске. У домохозяек, которые остановились посудачить по дороге в магазин или из магазина, вырвался вздох возмущения при виде Джоанны. Знаете, она ведь не замужем. Эта девушка сбилась с дорожки. И ребенок у нее незаконнорожденный – «ублюдок», такое слово употребляли у них в Уильямсбурге, и эти честные женщины были убеждены, что Джоанна не имеет права вести себя как порядочная да еще и гулять с ребенком, вывозить его на свет божий. Они считали, что его надо спрятать подальше от людских глаз.
Джоанна и ее ребенок вызывали у Фрэнси большой интерес. Она слышала, как мама с папой говорили про них. Фрэнси пристально вглядывалась в ребенка, когда Джоанна с коляской проходила мимо. Чудесная малышка со счастливым лицом ехала в колясочке. Может, конечно, Джоанна и
Джоанна работала на фабрике, а с ребенком сидела ее мать. Но та стеснялась выходить с ним на прогулку, и малышка дышала воздухом только по выходным, когда Джоанна не работала.
Да, эта малышка прекрасна, пришла к выводу Фрэнси. Она похожа на свою мать, Джоанну. Фрэнси припомнила, как папа расписывал Джоанну, когда они с мамой обсуждали ее.
«Кожа у нее, как лепесток магнолии» (Джонни никогда не видел магнолий). «Волосы черные, как вороново крыло» (он никогда не видел воронов). «А глаза темные и глубокие, как лесное озеро» (Джонни никогда не бывал в лесу, да и озер не видел. Не считать же озером фонтан, в который мужчины бросали десятицентовые монеты и загадывали, с каким счетом сыграет «Доджерс». Тот, кто угадывал, забирал все монеты). Но папа точно описал Джоанну. Джоанна была красавица.
– Может, оно и так, – ответила Кэти. – Но какая польза в ее красоте? Это проклятье для девушки. Я слышала, что ее мать без мужа родила двоих детей. И вот сейчас ее сын сидит в Синг-Синге, а дочь прижила ребенка. У них в роду, должно быть, течет дурная кровь, и нечем тут восхищаться.
– Впрочем, – добавила Кэти с высокомерием, которое, как ни удивительно, прорывалось у нее порой. – Мое дело сторона. Я в него не собираюсь вмешиваться. Я, конечно, не стану оплевывать эту девушку за то, что она дурно поступила. Но и приглашать ее в гости только потому, что она поступила дурно, не намерена. Она так же страдала, давая жизнь этому ребенку, как любая замужняя женщина. Если в глубине души она не испорчена, то она вынесла урок из страданий и позора и никогда не повторит ошибки. Если она в душе испорчена, то ей наплевать, что думают о ней люди. Так что на твоем месте, Джонни, я бы не слишком жалела ее.
Неожиданно Кэти обернулась к Фрэнси и сказала:
– Пусть Джоанна послужит тебе уроком!
И вот в субботу Фрэнси стояла и смотрела, как Джоанна прогуливается с коляской, и размышляла, какой урок должна преподать ей Джоанна. Видно, что Джоанна гордится своим ребенком. Может, в этом состоит урок? Джоанне всего семнадцать лет, она хочет со всеми дружить и верит, что все хотят дружить с ней. Она улыбнулась добропорядочным женщинам с мрачными лицами, но улыбка слетела с ее лица, когда в ответ они нахмурились. Она улыбнулась детям, игравшим во дворе. Некоторые улыбнулись в ответ. Она улыбнулась Фрэнси. Та хотела улыбнуться тоже, но сдержалась. Может, урок состоит в том, чтобы не улыбаться таким девушкам, как Джоанна?
Добропорядочным матерям семейств, руки которых оттягивали сумки с овощами и мясом, похоже, нечем было заняться в ту субботу. Они сбивались в кучки и шептались между собой. Шепот замолкал, когда Джоанна приближалась, и снова возобновлялся, когда она удалялась.
С каждым кругом щеки у Джоанны алели ярче, голова поднималась выше, а юбка колыхалась сильнее. Казалось, гуляя, она становится все красивее и надменнее. Она останавливалась поправить покрывальце чаще, чем требовалось. Женщины приходили в бешенство, видя, как она гладит ребенка по щеке и ласково улыбается ему. Как она смеет! Как она смеет, думали они, вести себя так, словно у нее есть право?
У многих добропорядочных женщин были дети, которых они воспитывали криками и тумаками. Многие женщины ненавидели своих мужей, которые лежали рядом с ними по ночам. И занятия любовью многим из них не доставляли никакой радости. Они выполняли супружеский долг механически и про себя молили Бога – лишь бы только это не привело к очередному ребенку. От их безрадостной покорности мужчины становились грубыми и жестокими. Для большинства пар любовь превратилась в грубое скотство с обеих сторон, и чем скорее отделаешься, тем лучше. Эти женщины ненавидели Джоанну потому, что догадывались – у нее с отцом ее ребенка все было не так.