Дерево не выбирает птиц

Подробностей о смерти Хидэтада не сохранилось, но, судя по всему, именно потому, что ничего в этой смерти не было геройского. Того, о чем принято слагать песни. Вероятнее всего, сдох от цирроза печени, ибо не фиг лакать саке и думать, что все сойдет с рук. Не было сказано и когда именно произойдет сие знаменательное событие. Следовательно, удара, сердечного приступа, прободной язвы или еще чего-нибудь не менее омерзительного можно было ожидать в любой момент.

При иных обстоятельствах, возможно, Ким попытался бы обмануть судьбу: подлечиться, не пить, пытаясь хотя бы ненадолго продлить свои дни, но тогда на его след тотчас же вышли бы прежние соратники из ордена «Змеи», от внимания которых не скрылось бы, что сегун не преставился в положенный срок. А следовательно…

И еще одно, точнее одна. Больше ордена «Змеи», больше засланных в замок убийц Ким боялся дочери ведьмы Осибы, невестки Ала — Юкки. Ведь это именно она обучила Кима по собственному желанию занимать чужие оболочки, не пользуясь для этого эликсиром.

Воплощенная жестокость — Юкки только в качестве злой шутки могла выбить душу из какого-нибудь воина, на время завладев оболочкой. Воспользоваться телом миловидной служанки во время собственных месячных, для того чтобы, не откладывая, заняться любовью со своим муженьком Минору. И самое удивительное, что только она, ведьма Юкки, могла затем вернуться в свое собственное тело, каким-то чудом оживив его. Должно быть, стервоза владела какой-то хитрой методикой работы со временем. Сам Ким на такие фортели смотрел с понятной завистью и страхом. Подобное получалось у него только при Юкки, а без нее — никогда. А Ал, Ал, скорее всего, держал подле себя ведьму именно потому, что либо она была его вассалом, либо он присягнул на верность ей.

Ким нехотя поднялся и, последний раз взглянув на пруд с распустившимися в нем лотосами, оправив одежду, отодвинул норэн[12] и вышел в коридор.

Юкки, ох уж эта Юкки, с некоторых пор у Кима вошло в привычку, нет, в навязчивую идею, или того хуже — в манию, искать во всех встречных-поперечных неуловимые черты ведьмы.

Во время той самой инспекции на землях даймё Мацукура ему показалось, что он отыскал проклятую Юкки, вдруг обнаружив ее в молодой привлекательной крестьянке, доставленной в замок вместе с другими бабами для услаждения самураев. Что-то было не так с этой девушкой. Ее спокойствие, что ли… В то время как все остальные гнусно выли, просясь отпустить их домой, как же, вернут их без отработки положенного! Но все равно, почему бы и не попросить, но та странная бабенка вообще ни о чем не молила, не проронила слезинки, она просто смотрела на Кима красивыми блестящими глазками, словно знала, что тот убережет ее от бед.

И он действительно вступился за нее, ткнув пальцем в сторону ревущих пленниц, велел доставить девку в отведенные для него покои, что тут же было выполнено. А там…

Нет, разумеется, зная, что крестьянка вполне может оказаться Юкки, он и не думал прикасаться к ней. Этого еще не хватало.

Покормил, да и отпустил с подарком, позаботившись о том, чтобы девица вернулась в деревню без проблем. Отправил с ней самурая, до последнего ожидая, что хитрюга Юкки как-нибудь проявит себя, но…

Во второй раз их встреча произошла неожиданно скоро. Уже на следующее утро, отправляясь на соколиную охоту, он приметил, что в кустах ракиты кто-то прячется. Сегуна тотчас в два кольца окружили телохранители, несколько человек с мечами и ножами наизготовку рванулись к кустам и вскоре вытащили оттуда лохматую, с залитым кровью лицом бабищу, — как догадался продравшийся сквозь кордон собственных телохранителей Ким, — одну из тех, кого ему довелось видеть прошлой ночью.

Впрочем, догадался он скорее не по лицу, лицо было обезображено свежими глубокими ранами, нос отрезан, черная на красном дыра выглядела омерзительно. Он признал крестьянку по голубой, изгаженной кровью накидке, которую приметил накануне.

Зачем? Для чего могло понадобиться уродовать молодую, вполне привлекательную женщину? Почти все даймё время от времени сами пользуются крестьяночками и позволяют делать то же самое своим самураям. Кто-то на следующий день одаривает их подарками, кто-то кормит, поит, снимает часть налогов с деревни. Так было во все времена и не вызывало протестов. Но это?!

Зачем портить жизнь человеку, портить лицо женщине?

Мучимый странным предчувствием Ким специально сошел с тропы и, окруженный своими преданными людьми, за несколько минут долетел до деревни, в которой жила вчерашняя крестьяночка. Оруженосец, провожавший ее до дома, вел их короткой дорогой.

Уже на въезде в деревню стало очевидно, что здесь не все гладко, в какой-то момент Ким даже забеспокоился, что не взял всю свою охрану. Впрочем, кого здесь бояться, кучки рыдающих крестьян?

В центре деревне — напротив дома старосты (самый большой и ухоженный дом должен был занимать староста или отвечающий за деревню самурай) — прямо на земле лежали сразу четыре мертвых женщины, из тех, кого вчера таскали в замок. У двоих из них не было носов, у других были выколоты глаза.