Дерево Джанфия

— Что же ты медлишь? Я здесь. Я готов. Я… Я буду только рад такому концу. Погибнуть в объятиях того, кому — или чему? — ты нужен, умереть в наслаждении… А не от кровавого равнодушного скальпеля похмельного хирурга, теряющего — ах, какая жалость! — уже не первого пациента за день. И не жить в проклятой тоске, то и дело получая от судьбы в зубы и ни одного дела не доводя до конца… Нет, надо вырваться из порочного круга и забыться навсегда или даже начать все сызнова, и если есть на свете бородатый старикашка Бог, он ведь не упрекнет меня за такой исход, правда? «Всемилостивейший! — скажу ему. — Я готов был идти дальше, еще сорок лет терпеть твое издевательство, но повстречал демона на свою беду… Ты же понимаешь, против него у меня не было шансов».

Я посмотрел на джанфию в упор.

— А что? Неплохая идея, верно? Интересно, она меня слышит? Понимает? Я протянул руку и потрогал ствол, листья, сочные, тугие цветы. Казалось, все они пели, в них вибрировала колоссальная скрытая сила; вот так же гудит оставленный музыкантом инструмент.

Боже, я схожу с ума!

Я отвернулся и захохотал.

«Все — ложь, — говорил мой смех. — Я это знаю, а потому не боюсь тебя”.

В комнате был письменный стол. Я редко пишу за столом, но сейчас уселся на него и вчерне записал легенду о дереве. Не то чтобы мне было это интересно, я просто хотел убить время. И оно убивалось легко — вскоре настала пора пропустить стаканчик. Я с чистой совестью пошел вниз — откупорить бутылку вина.

Сквозь нижние ветви кипариса проникали лучи закатного солнца, и под ними стояла понурая Марта с тарелкой объедков в руках.

— Что, у кошек пропал аппетит? — спросил я ее.

Она бросила на меня хмурый взгляд.

— Кошки убежали. Миссис Изабелла их любит, наверное, они сейчас у нее. Они чего-то испугались. Бежали как бешеные, глазищи — во! — Она показала, какие глазищи были у кошек.

Я удивился — тому, что еще способен удивляться. И содрогнулся.

— И что же их так испугало? Марта пожала плечами.

— Не знаю. Увидела только, как они удирали. Шерсть дыбом, глазищи — во!

— Где это случилось?

— Сейчас. Только что.

— Но где? Тут?

Она снова пожала плечами.

— Тут ничего не было. Сбежали, и все. Ну, я пошла, меня тетя ждет.

— Ах, да, тетя. Ладно, до встречи.

Я улыбнулся. Марта прикинулась, будто не заметила. Сама она мне улыбалась, только когда я бывал серьезен, или сосредоточен, или неважно чувствовал себя. И по-английски в моем присутствии она говорила хуже, чем при Изабелле. Видимо, так проявлялась защитная реакция, — Марта заподозрила, что невезение заразно.

Я уже всем успел объяснить, что ничего особенного мне на обед не нужно, вполне достаточно сыра и фруктов. Не надо было далеко ходить за этими продуктами, однако все исчезли. И повариха, и кошки, и Марта. И вот я один. Один ли?

После третьего стакана я начал строить планы. Часа в два за окном спальни покажется луна, комнату зальет ясный свет, и кто бы ни прошел по ней, он бросит резкую тень.

Да, я подыграю джанфии. У нее не будет оснований считать меня страусом, прячущим голову в песок. Я сяду за стол спиной к ночи, луне и дереву. И запасусь терпением.

Господи, и чего это в голову лезет всякая чушь? Как пить дать, завтра, не дождавшись свидания с упоительной гибелью, я воскликну: “Боги мертвы! Я обречен до конца своих дней гнить в этом дерьмовом мире!»

Должно быть, я серьезно напился. Конечно же, дело было в этом, и ни в чем ином. Душа и сердце раскрываются под воздействием алкоголя, что-то творится и с психикой. Сыру и фруктам не нарушить винных чар. Они лишь успокоили мой желудок, помогли ему приспособиться к вину.

Завтра я пожалею, что так нализался. Впрочем, завтра я пожалею вообще обо всем…

Рассудив таким образом, я почал вторую бутылку и понес ее в ванную, дабы пройти ритуал очищения, прежде чем займусь магией.

Я уснул за столом. В окне догорал закат, передо мной стояли бутылка и лампа и лежал дневник. Сзади натекал запах джанфии, он казался слабым и светящимся, как умирающий день. Читать было легче — вино дивным образом помогало разбирать и воспринимать текст. Раз или два я посмотрел на часы. Четыре, три часа до появления луны…

Когда я проснулся, фитиль (я предпочитаю читать при керосиновой лампе) еле тлел, я сразу протянул руку и погасил огонь. Остался только лунный свет. Луна поднималась в небо за чернильным силуэтом джанфии. Пахло неописуемо. Возможно, у меня разыгралось воображение, но я, кажется, еще ни разу не ощущал такого запаха.

И опять я улавливал мощную вибрацию, чуть ли не мелодию. Вероятно, ее создавала полная луна. Я больше не поворачивался к окну. Я даже придвинул к себе тетрадь и ручку. Но ничего не написал, лишь выводил дурацкие завитки — несомненно, психиатр почерпнул бы в них уйму информации. В уме была пустота. Пьяная, восприимчивая, дружелюбная пустота.