Деревянный Меч и Та, Которую Любит Небо

Наконец, они достигли приречных зарослей и выбрались на заросшую молодыми берёзками дорогу, ведущую к соединяющему берега реки мосту. Беглого взгляда на мост достаточно было, чтобы понять, что он пришёл в полную в негодность — брёвна настила частично отсутствовали, а из тех, что ещё уцелели, некоторые опасно шатались. Большого труда стоило перебраться на тот берег.

Отдышавшись, Даргед взял вправо от моста. Прошагав немного по влажной земле, гиалиец сказал: "На сегодня хватит. Расположимся на ночлег в этой ложбинке. Вечером можно будет развести костёр, огонь заметят только, если заглянут между этими двумя холмами". Он свернул от берега в ложбину, которая делала слабый поворот, так что место ночлега было надёжно укрыто от чужих взглядов.

— Интересно, как мы будем отсюда выбираться, если нас настигнет погоня? — устало спросила Дандальви.

— Между холмами можно легко подняться из долины в степь — сказал гиалиец — Кроме этого на ночлег можно расположиться на вершине правого холма, там есть старое укрывище наших следопытов. А в ложбине мы только приготовим поесть. Правда, на вершине можно околеть от ветра, сейчас как раз тянет с севера.

Про себя изгой отметил, что дни бегства и скитаний сказались на поведении княжны. Дочери воина и сестре воинов приходилось постоянно общаться и со свободными простолюдинами, и со слугами и рабами, и с благородными аганами (в отличие от жен и дочерей знати Улейда, проводивших большую часть своей жизни на женской половине под бдительным оком старух или евнухов), и она не была чересчур нежным и избалованным созданием — уж в этом-то Даргед успел убедиться. Но жизнь во дворце не предполагала постоянного ожидания возможных опасностей. Сколько раз гиалийцу приходилось объяснять ей самые простые и очевидные вещи, которые должен знать не то что беглец, но и просто путник в дикой и безлюдной местности. Теперь же то ли постоянные терпеливые объяснения, то ли последние их злоключения, то ли всё вместе взятое принесли свои плоды.

— Тогда лучше уж останемся здесь — предложила дочь ард-дина.

Скинув заплечный мешок, Даргед сказал ей: "Я соберу сушняк для костра, а ты пока отдохни".

— Я пойду, схожу к реке — сказала Дандальви.

— Хорошо — согласился он — Заодно посмотришь, всё ли тихо.

Дочь ард-дина подошла к берегу реки, скинув сапоги, она прошлёпала босыми ногами по вязкому илу и добралась до камней, торчащих из воды. Усевшись на обкатанный веками валун, девушка опустила измученные, стёртые в кровь, ноги в холодную весеннюю воду. Боль постепенно отпускала. Накатывали оцепенение и усталость. Солнце опускалось всё ниже и ниже, погружаясь в длинные и узкие облака, висевшие на горизонте. А Дандальви всё сидела и смотрела на медленно текущую речную воду, на противоположный, западный, берег, низкий, покрытый густым кустарником, на степь с небольшими рощами деревьев. Даргед уже развёл костёр, из ложбины вкусно пахло кашей, а она всё сидела и смотрела.

"Еда готова, любимая" — раздался голос гиалийца над головой. Дандальви от неожиданности вздрогнула. Тоскливым взором она посмотрел на него, снизу вверх. "Устала?" — участливо спросил Даргед. Девушка молча кивнула головой. Гиалиец неожиданно подхватил её на руки и понёс к костру. Пару раз, перепрыгивая с камня на камень, он едва не упал. Сердце Дандальви в ужасе замирало.

"Сапоги" — сказала дочь ард-дина, когда он опустил её на охапку прошлогодней травы возле огня — "Сапоги на берегу остались". Даргед поднялся и исчез в сумерках. Вскоре он вернулся с сапогами Дандальви.

— Поешь — гиалиец протянул котелок с бобовой кашей. Та принялась нехотя черпать варево деревянной ложкой.

— Устала? — спросил Даргед.

— Да — кивнула девушка — И ноги сбила.

— Ну, это поправимо — сказал гиалиец и склонился над вытянутыми к огню ногами Дандальви, что-то шепча.

Вскоре девушка почувствовала, как отступает боль и уходит усталость. Аппетит вернулся к ней, и котелок был ополовинен в два счёта. Теперь, когда сбитые ноги больше не отдавались болью, а от костра тянуло ласковым теплом, Дандальви стало стыдно за истерики и крики в те дни, когда усталость клонила к земле, а на пятки наступала погоня. Лицо её залило краской, когда она вспомнила, как отказалась идти дальше, а Даргед перекинул её через плечо и полночи тащил на себе, сам едва не падая от усталости. Девушка подняла глаза. Гиалиец смотрел на неё своим обычным загадочным взглядом, в котором было сразу всё: и лёгкая ирония к самому себе и остальному миру, и нежность, и жёсткость, и обещание чего-то, чему нет имени.

— Прости меня, Даговорг — виновато произнесла Дандальви.

— За что? — удивился гиалиец.

— За всё — сказала она — За то, как я вела себя в последние дни. За то, что свалилась тебе на голову. Ведь если бы не я, то тебя бы не стали ловить с такой настойчивостью.