Губы Кенета неудержимо расплывались в улыбке – совершенно бессмысленной, но тем не менее крайне красноречивой.
– Извини, если помешал. – Рука Санэ легла Кенету на плечо, и он непроизвольно дернулся.
– Тебе что, опять не терпится песню сложить? – поморщился Кенет. – Может, все-таки подождешь?
– Подождал бы, да не выйдет, – отрезал Санэ. – Петь надо прямо сейчас. Ничего ведь еще не кончено.
Слова его достигли сознания Кенета не сразу. Какое-то время он еще продолжал улыбаться.
– Разве Инсанна не убит?
– Здесь – убит, – нехотя ответил Санэ. – А песен, где упоминается этот мерзавец, а легенд о нем – без счета. Он, конечно, не певец никакой. Но он маг, и он умеет ждать. В мире песен и памяти он еще жив. И когда-нибудь сумеет оттуда выбраться…
Аритэйни охнула.
– Это все моя оплошность, – признался Санэ. – Мне надо было сложить песню о его смерти. Сразу же. Я и пытался. Тогда он и там был бы мертв.
Голос певца звучал необычно глухо. В нем не слышалось и отзвука былой насмешливости.
– Про Юкайгина я успел песню сложить, и про господина наместника тоже…
– Значит, Акейро и в том мире мертв? – не подымая головы, осведомился Кенет.
– Нет, как же можно! Про его смерть я не пел. Там он живой.
– Спасибо, – прошептал Кенет.
– Было бы за что благодарить, – возразил Санэ. – Самого главного я и не успел. Я смотрел на тебя и пел тихонько… все уже почти получилось… а когда он тебя чуть не убил, я испугался… очень я за тебя испугался… и сбился. Ускользнула строка. И не получается теперь, хоть тресни. Так что придется отправиться в мир песен и памяти и убить там его еще раз.
– Хорошо бы насовсем, – попытался пошутить Кенет. – Если мне придется по нескольку раз на дню убивать Инсанну, мне даже пообедать некогда будет.
Он вздохнул и тяжело встал.
– Постой, – неожиданно вмешалась Аритэйни, – ты куда собрался? А как же я?
– Подожди меня немного, – попросил Кенет, отлично сознавая, как нелепо звучат его слова. – Я скоро вернусь.
– В этой каменной ловушке? – возмутилась Аритэйни. – Ни за что! Мне будет страшно. А если меня здесь найдут родственники, мне здорово попадет.
– Так, может, домой вернешься? – предложил Кенет. – Как будто ты никуда и не уходила…
– Лучше возьми девушку с собой, – внезапно пришел ей на помощь Санэ.
– Но там ведь будет опасно, – возразил Кенет.
– Здесь не безопаснее, – не уступал Санэ. – Магов своих цепных Инсанна на тебя натравливать не стал, они бы ему только помешали. А ведь кто-то из них может оказаться неподалеку.
Судя по мимолетному возмущению Аритэйни, она явно собиралась сказать, что она утворит с этими магами, если они попадутся ей под руку, но вовремя спохватилась.
– Ты прав, – согласился Кенет. – Только как мы попадем в мир песен? Ты можешь там жить, но ведь ты певец, а я только раз в жизни песню придумал, да и то едва не надорвался с натуги.
– Возьмите меня за руки, – улыбнулся Санэ.
Он крепко сжал руки Кенета и Аритэйни и запел.
У самых их ног возникла призрачная дорога. Она уходила прямо в стену. Санэ продолжал петь, и реальность дороги становилась все более несомненной, а реальность стены все более сомнительной. Когда Кенет окончательно уверился в существовании дороги, он сделал шаг вперед, потом еще и еще.
Он испытывал необыкновенно странное ощущение. Ноги его ступали по камням, которые были словами, и меж камней росла трава мелодии. А потом трое путников прошли сквозь стену, и обычный мир исчез, а вокруг было… да, что-то вокруг, несомненно, было.
Вокруг были слова, было неясное звучание, оплетенное мелодией и ритмом. “Вода”, – говорил Санэ – и из неназванного начинала струиться река. “Трава”, – говорил Санэ – и Кенет увидел траву под ногами. “Небо”, – говорил Санэ – и синева развернулась у него над головой.
По мере того как первое смятение отступало, Кенет начинал слышать не только голос Санэ. Понемногу и все остальные слова этого странного мира сделались внятными. Кенет слышал землю, и земля возникала. Он улавливал звучание деревьев, и только после этого видел их. Мир песен и памяти проявлялся не сразу, а как бы по частям, и чтобы связать их в нечто единое, требовалось немалое напряжение. Кенет лишь тогда заметил, что Санэ перестал петь, когда тот заговорил с ним.
– Голова не кружится? – заботливо спросил Санэ.
– Нет, – с вызовом ответила Аритэйни.
– Немного, – признался Кенет. – Странный мир.
– Мир как мир, – пожал плечами Санэ.
– Странный, – повторил Кенет. – Он весь как бы состоит из промежутков между словом и предметом. Даже жутко делается.
– Верно подмечено, – усмехнулся Санэ. – А ты не бойся. Ты приглядись к этим промежуткам получше.
– А что это за промежутки? – спросил Кенет, настороженно озираясь. – У меня от них в глазах темнеет. Почему я должен на них смотреть?
– Должен же ты хоть раз увидеть, откуда вы, маги, свою силу берете, – ухмыльнулся Санэ.
Кенет было не поверил, но когда присмотрелся… Санэ был прав – именно здесь, между словом и предметом, и зарождалась магия. Он смотрел во все глаза, и непонятный мир делался единым и осмысленным.
– Насмотрелся? – ехидно спросил Санэ, когда Кенет поневоле зажмурился.
Кенет кивнул.