Деревянный хлеб

Может, он и правда не думал тогда так дословно, но, когда он стал взрослым, ему почему-то казалось, что он помнит все это: и голос Утесова, и шелест шагов на улице, и себя самого — он лежит на кровати у окна, но еще не спит и думает о том, что Земля — живая.

Далекое становится близким

На колокольню Алексеевского монастыря вела головокружительная железная лесенка, снизу похожая на зигзаг молнии. Над головой перекрещивались темные дубовые балки с могучими кольцами, в старые времена державшие гулкие колокола; перезвоны колоколов ребята слышали только раз, когда смотрели фильм «Александр Невский», вновь выпущенный после войны на экраны.

Сквозь люк попадаешь в звонницу, пол сложен из бревен, покрытых досками.

Звонница открыта всем ветрам, четыре сводчатых проема, каждый величиной с ворота, глядят на все четыре стороны света. Звонница плывет в небе…

— Здесь будет наш наблюдательный пункт, — сказал Коршун. Говорил же, согласится Пожарин. Давай бинокль.

Санька снял ремешок с потной шеи и предупредил:

— Если хоть оцарапаешь, жить не захочу. Это не я, это он сказал.

— Гвозди им забивать не будем, — усмехнулся Юрка и тоже потянулся к биноклю: — Дай поглядеть, а?

— Еще успеешь, — Витька забрал бинокль. — Каждый наблюдает за домом Тетки по три часа. Чур, я первый! Вот дневник дежурства, — он достал из-за пазухи тетрадку.

На обложке было красиво выведено красным карандашом: «Дневник дежурств на НП за ЛТ с даха».

— НП — наблюдательный пункт, — обрадованно догадался Юрка.

— ЛТ… ЛТ… — нахмурил лоб Санька. — Лысая Тетка.

— Во-во. Страшило. Страшилище.

— А «дах» что? — спросил Юрка.

— Дах — крыша, по-польски. Можно сказать при всех: «Айда на дах!» И никто не поймет. Дневник будем прятать сюда, под доски. Тайник, ясно? Отдежурил, запиши все самое важное, число, время.

— Часов нет, — заметил Санька.

— На, — Витька протянул ему бинокль и показал, куда глядеть.

Уличные часы показывали 8.35.

— Блеск! — воскликнул Санька.

— А мне? А мне? — заныл Юрка.

— Блеск! — тоже воскликнул он, когда посмотрел на часы.

— И если кто куда ушел, напиши в дневнике, чтоб не искали. Бинокль тоже здесь спрячем.

— Может, не надо? — заволновался Санька. — Стянут.

— А где же мы его брать будем? — удивился Витька. — Вдруг тебя в магазин пошлют или еще что!

— Ладно, — вздохнул Санька. — Только в тряпочку его заворачивайте, а не то стекла заденете.

— Без тебя знаю, — Коршун достал из кармана полотняный мешочек. — Годится?.. Все. Вы свободны. Смените меня, — и он снова посмотрел в бинокль на часы, — в 11.40. — И зачем-то добавил: — Ноль-ноль.

Он направил бинокль на далекий домик у реки.

— Как в микроскоп!.. ЛТ во дворе!.. Даже замок на сарае вижу!.. Теперь вижу Пожарина, — сказал он. — Видел бы он, как за ним в его же бинокль наблюдают, ха-ха-ха…

Санька и Юрка вытягивали шеи.

— Да ты не туда смотришь, — внезапно зашептал Юрка.

— Туда. Я сейчас на дом наш смотрю, — спокойно сказал Коршун. — Пожарин у окна макароны ест. — Затем уточнил: — С постным маслом.

— Дай поглядеть, а? — снова заныл Юрка.

— В свое дежурство наглядишься. Идите, идите отдыхайте.

— Пошли на велике покатаемся, — уныло сказал Саньке Юрка.

У него был настоящий мужской велосипед — по частям собирал на свалках. Сначала нашел раму вместе с шестерней, багажником и одним колесом. Потом — цепь и звонок. Руль выгнул из тонкой трубки. Труднее всего было отыскать второе колесо. Но он все-таки заимел: выменял у Рыбы-лоцмана за шесть подшипников и билет в кино на «Багдадского вора». Жила он, Рыба-лоцман, за ржавое колесо столько взял! А камеры с покрышками и педали подарил Юрке отец в день рождения — купил на толкучке. Вместо седла прикрутили веревкой подушку-думку. Ну а гаек всяких хватало. Велосипед покрасили, спицы выпрямили и почистили наждаком, а цепь продержали неделю в банке с керосином и смазали автолом. Едешь и почти не скрипит. Мощный велосипед — троих может везти запросто: один — на «седле», другой — на багажнике, третий — на поперечной раме.

Спустившись с колокольни и выкатив из склепа велосипед, Санька и Юрка сразу начали ссориться: кто первый погоняет? И решили кататься вдвоем.

— Ты меня возишь, я — тебя, — примирительно сказал хозяин.

И покатили. Санька бойко крутил педали, а Юрка важно восседал на раме. За ними бежали монастырские мальчишки.

— Прокати! Прокати!

Некоторые, самые бойкие, отталкивая друг друга, пытались на ходу оседлать багажник. Санька поднажал, и мальчишки остались позади. Тоненько пела цепь. Улица, весело подпрыгивая, летела навстречу. Поворот, поворот, снова поворот — дзинь-дзинь-дзинь!..

— Родимчик вас забери! — резво отпрыгнула назад, на тротуар какая-то бабка.

Пролетела мимо казарма, и Санька резко затормозил: Юрка чуть не перелетел через руль, велосипед завихлял и остановился.

— Сбесился?! — взвыл хозяин.

Санька больно ткнул его в бок:

— Сам ты… Вон!