– Ведаем, человече! – Оборвал его кудесник. – И нет у нас многих богов – только Род многоликий. Чем же вера твоя визанская лучше нашей прастародавней? Это ты, человече, срам должен иметь, что продал веру свою грекам за пенязи, а нас не трогай… Ступай себе с миром!
Осерчал черноризец крепко, грозить стал, что коли по-доброму не окрестимся, княжеская дружина все поганское наше семя изведет подчистую. Прогнали его наши люди, да еще пообещали, если вернется, на дубовом суку вздернуть…
– Выходит, исполнил черноризец свою угрозу, – глухо промолвил дед Славута.
– Но почему? – с острой болью вскинулся Жилко. – Ведь мы никому худого не делали. Напротив, поселяне наши всей округе помогали места для рытья колодцев отыскивать, у нас почитай все с лозой управляться умели. Село наше так и называется… называлось… Лозоходы.
– Ты, видать, милок, из потомков кельчи[24] будешь, – определил отец Велимир.
– А кто это? – заинтересовался Светозар.
– Был когда-то такой народ, что с захода солнца в наши степи пришел. И была та кельча вся рыжая да белая – вот как он – старец притронулся к волосам на голове юноши. – Воевала кельча с русами. Однако потом многим из них надоела война, не захотели они следовать за царями своими, а подались к русам и стали жить с ними в мире и согласии. И почитай все были кудесниками: могли травы распознавать, воду в голой степи находить и будущее предсказывать. Они восхваляли Конскую Голову, и та им говорила, будет ли зима тяжкою или лето засушливым, начнется ли война, и с какого края враги придут. И часто кельча правду рекла, так что русы знали: лепше любую кельтскую бабу спросить, чем самим загадки решать. Умели они также оборачиваться в птицу или зверя: падают на землю, бьются об нее трижды – и вот уже бегут по степи сайгаки вольные, а в небе соколы стаей летят. И не может найти их враг, видел: была тут кельча, а уже нету… Или травы волшебной накосят, в стожки сложат, за ними схоронятся, а чужаки кругом ходят, да никого не замечают. Тому волшебству пращуры наши у кельчи учились, а потом смешались между собою, и от них новый Род пошел, который за знания их и умения «ведами» нарекают, либо «венедами». А по-кельтски вроде бы «венд» означает «белый». Оно и то, и другое верно, – отец Велимир опять ласково погладил Жилко по голове. Потом посуровел и продолжил. – Оттого и погубили вас супостаты, что пуще всего боялись ведовства вашего, которое теперь бесовством нарекают. Византийской вере народ покорный, рабский надобен. А какой раб из ведуна, что поболе князя и епископа ихнего смыслит? Опасен для власти такой человек, потому и убивают нещадно…
Некоторое время все сидели в молчании, только желваки ходили под кожей.
– Ничего, одолеем и эту напасть, – промолвил отец Велимир, – коли память свою сохраним о богах, предках, о людях наших, – жрец кивнул на свежий курган, – коли сумеем передать ее потомкам…
На небе догорала вечерняя Заря, пора было собираться в дорогу. Когда готовились отъезжать, Жилко подошел к Рябому и о чем-то тихо сказал.
– Веди! – Рябой махнул рукой остальным и первым последовал за отроком, который зашагал по тропе, уводящей в лес. Обоз и всадники двинулись за ними. Отъехали недалече и спустились к реке. Становилось уже совсем темно, Жилко пристально вглядывался в обрывистый берег, из которого торчали корни деревьев, наконец, определил:
– Тут…
Четверо мужчин с трудом отвалили огромное сухое корневище и сбросили его вниз. Туда же полетели камни, куски дерна и ветки. Когда сняли тяжелую деревянную заставу, пришлось зажечь факелы, предусмотрительно заготовленные тут же, у входа в пещеру. В их свете открылся проход, ведущий в небольшую «залу». Видимо, много лет окрестные жители брали здесь глину, прорыв глубокие ходы и целые помещения. Но теперь вся штольня была превращена в продовольственный склад, занятый кулями, коробами, бочонками и туесами со всякими припасами, предусмотрительно спрятанными людьми из селения Жилко на всякий непредвиденный случай. Теперь их больше нет. Бездыханные тела улеглись сегодня на вечный покой под земляным курганом, а души унеслись в Сваргу и радуются теперь, видя, что плоды их нелегких трудов не пропали даром, а спасут от голода других людей, помогут мужчинам не ослабеть рукой и защитить таких же, как они, женщин, детей и стариков в часы беды и опасности.
«Как все связано в мире – Жизнь и Смерть, – думал Светозар, вместе с другими перетаскивая припасы на повозки, где баба Ганна сноровисто ворочала и укладывала их плотнее. – Человек может и после смерти своей продолжать убивать живых, либо, напротив, стать им защитой и помощью…»
Внутри пещеры стоял Жилко и передавал кули, поясняя, что в них находится. От людей, освещенных факелами, падали длинные призрачные тени, и уставшему за трудный день Светозару почудилось, что это ушедшие в Навь родичи и односельчане протягивают Жилко оттуда, из темноты, свои корзины и мешочки.