Деревянная книга

– А то нет?! – с возмущением воскликнул спутник. – Сколько усилий положил я на то, чтобы подбить клинья к мадам Лоран, мамочка моя! И что я получил за свои труды? – Дырку от бублика! А ты приходишь первый раз, и, пожалуйста, на тебя эта рыбка смотрит, как житель бессарабской деревни на одесский Оперный театр. И это, по-твоему, справедливо? Я вас умоляю! – Пьер при этом так картинно пожал плечами и состроил комичную физиономию обиженного человека, что Миролюбов рассмеялся.

На посещение следующего спиритического сеанса у мадам Ламонт Юрия Петровича уговаривать не пришлось, он пришел сам, хотя и с опозданием, вынужден был задержаться на работе. Он искал Жанну и не находил. И очень обрадовался, когда она все же пришла, маленькая хрупкая девушка, хотя ей было двадцать шесть лет, но миниатюрность делала ее совсем юной. Костюм в полоску, белая шляпка, каштановые завитые волосы, карие глаза, излучающие доброжелательность, острый прямой нос на слегка вытянутом лице. На шее бусы из мелких природных камешков, а на лацкане пиджака изящная брошь в виде ящерицы с изумрудными глазками.

Увидев просветлевшее с ее появлением лицо Миролюбова, Пьер серьезно сказал:

– Эта молодая леди имеет мужской слад ума и сильный характер. Такие не по мне. Но будь уверен, брат, подобные женщины, если ты им понравишься, сродни женам декабристов: они способны на подвиг и самопожертвование…

Глава шестая. Время огня

Перед глазами вновь предстали кадры немецкой кинохроники Wochenschau: вывороченный пограничный столб СССР, горящие, утопающие во взрывах бомб города и села, потоки русских военнопленных, подавленных, растерянных, со скорбными глазами, и веселые немецкие парни с закатанными рукавами и автоматами наперевес рядом с виселицами и горами трупов. Захлебывающийся победным восторгом диктор вещал: этой осенью война с русскими будет закончена!

Брюссель. Июль 1941 г.

Юрий Петрович, погрузневший и полысевший, шел по Регентской улице в сторону брюссельского городского парка, где у него была назначена встреча. До условленного времени оставалось еще более получаса, можно спокойно поразмышлять над сюжетом очередного рассказа. «Пожалуй, следовало выйти поближе к парку, сегодня довольно жарко», – думал литератор. Вот уже почти два десятка лет жизни прошли в этом городе, а он пишет и думает в основном о России. Так и не привык к другой стране, все здесь кажется чужим и механическим.

Размышления прервала колонна немецких солдат, пересекавшая Регентскую улицу со стороны Рю де Урсулинес. Упитанные немецкие парни весело переговаривались, разглядывая незнакомый город. От жары они расстегнули верхние пуговицы кителей и закатали рукава. «Они чувствуют себя покорителями Европы. А ведь в России, в Донской нашей степи, жарко. Жарко и пыльно. Попадете, ребята, туда, узнаете, почем пуд соли. В России всегда дрались крепко, не только до крови, но и до смерти, – подумал, глядя на немцев, Миролюбов и тут же одернул себя. – Что ж это я, право, словно комиссар какой-то рассуждаю?

Да, на родине сейчас идет война. Но теперь война не с Россией, а с большевиками! С теми, которые забрали у меня все, о чем я пишу с тоской и болью. Так что пусть немцы давят проклятых краснопузых, может, это даст возможность нам, истинным русским патриотам, наконец, вернуться на родную землю!»

За батальоном пехоты по мостовой тяжело покатили тупоносые грузовики, груженные военным имуществом, а потом бронемашины, ощерившиеся стволами пулеметов, – сила! Это тебе не красная тачанка или кавалерия в девятнадцатом году!

Наконец, немецкая колонна прошла, и Миролюбов двинулся дальше.

Над входом в какое-то административное здание полоскались флаги со свастикой, у дверей застыл часовой с автоматом. У подъезда стояли легковые машины, окрашенные в маскировочный цвет. К зданию то подкатывали, то с треском отъезжали запыленные военные мотоциклисты в крагах с защитными очками на стальных касках, видимо, посыльные. Один из них так близко прогрохотал своим тяжелым мотоциклом с табличкой BMW на переднем крыле, что Юрий Петрович невольно вздрогнул и отпрянул в сторону. Проводив бесцеремонного мотоциклиста сердитым взглядом, Миролюбов снова вернулся на средину тротуара, и тут едва не столкнулся с патрулем полевой жандармерии. Молодой лейтенант в упор и, как показалось Юрию Петровичу, подозрительно взглянул ему в глаза, а когда тот попытался обойти патруль, резким повелительным: “Halt!” – остановил Миролюбова.

– Ausweis! – все тем же жестким тоном потребовал немец.