Деревянная книга

Может, именно потому, что в селении было тихо, исхудавший и оголодавший за зиму зверь со свалянной тусклой шерстью и злобными глазами появился из леса. Принюхавшись, он безошибочно определил место поживы, взломал дверь-заслонку и влез в яму, пожирая и разбрасывая и без того скудные припасы. Дети первыми заметили лохматого разбойника и подняли крик, на который сбежались в основном женщины, старики и только двое мужчин покрепче, оставшихся в селении. Один из них, схватив топор и длинную толстую жердь с острым наконечником из обломка косы, подоспел первым. Зверь заметил противника и одним легким прыжком выбросил свое могучее тело наверх. Удар самодельного копья, метившей в сердце, пришелся ему в левое плечо, откуда заструилась темная кровь. Второй удар, направленный в шею, зверь отбил махом огромной лапы и, угрожающе зарычав, кинулся на человека. Толстое древко хрустнуло, как сухая веточка. Топор, мелькнувший в руках мужика, лишь вскользь чиркнул по лапе сноровисто увернувшегося животного, а затем отлетел прочь, выбитый мощным ударом второй лапищи. Человек и зверь сошлись врукопашную. Дети и женщины кричали, бросали в зверя камни и палки, кололи остриями копий, но это только больше разъяряло его. Силы были неравными – у человека не осталось никакого оружия, он только изо всех сил упирался в землю, стараясь удержать многопудовую махину. Но зверь ловко подставил подножку и опрокинул человека на спину, навалившись на него всей огромной тушей, и стал рвать зубами и когтями, давя плоть и ломая кости. Пронзительный женский крик перекрыл на миг все звуки – и лютое рычание зверя, и возбужденные голоса бегущих на подмогу людей, и детский плач, и последнее стенание жертвы.

Когда к месту схватки подоспели вернувшиеся охотники, все было уже кончено. Исполинский зверь лежал на подтаявшем, перемешанным с грязью и кровью, снегу. Брюхо медведя было вспорото, из него вывалились кишки, которые зверь пытался запихнуть обратно, но так и испустил дух, прижимая к животу левую лапу. Правая лапа, вонзившись в снег острыми, как ножи, когтями, застыла подле окровавленной пасти. На шее, морде и боках зверя виднелись многочисленные раны.

Второй участник схватки, молодой мужик, заваливший-таки хозяина леса и вспоровший ему брюхо ножом, глухо стонал, привалившись к стволу лиственницы. Глаза его были мутными от боли в сломанных ребрах и пальцах на руках. Кожух на спине разодран, и на теле остались кровавые следы когтей. Женщины хлопотали подле него. Обезображенный труп погибшего уже унесли, обмыли и накрыли чистым покрывалом.

Еще несколько человек получили раны: кто-то лишился уха, кто-то лоскута кожи на плече. Баба Ганна отделалась порванной юбкой и ссадинами на руках.

Микула подошел к зверю и, по давнему охотничьему обычаю, стал раздавать всем раненым по ковшику еще дымящейся на морозе медвежьей крови, чтобы сила лесного исполина перетекла в них, восстановила здравие и скорее заживила увечья.

Отец Велимир, подсобив раненым, тоже подошел к поверженному зверю и неожиданно для всех поклонился ему, промолвив:

– Прости нас, лесной владыка, за смерть твою. Ты сам пришел и хотел лишить нас последнего, потому и убили тебя, защищаясь, по крайней необходимости, а не из пустой прихоти. Будь же теперь защитой тем, кого осиротил и обидел…

По просьбе Велимира Микула отрезал у медведя передние лапы, одна из которых тут же была прибита на дверях коровника, чтоб отныне дух лесного владыки оберегал домашних животных, а вторая – на дверь осиротевшей нынче семьи. Им же была отдана и медвежья шкура, чтоб было чем согревать детей. Тушу разделали. По внутренностям отец Велимир определил, что более суровых морозов не будет и дело пойдет к оттепели.

– Вишь, селезенка вся гладкая и ровная, а печень посредине утолщена, – показывал он Светозару, – значит, зима прошла, как следовало, с самыми лютыми морозами в середине. А раз края утончаются, значит, и весна будет дружная, теплая…

После жертвы Велесу мясо поделили между всеми по справедливости, а голову зверя насадили на кол и поставили у тропы, ведущей в лесную чащобу.

Той же весной началась работа, по которой так истосковались руки за время вынужденных скитаний. Невдалеке от поляны, которая лепше всего подходила для места всяких празднеств и собраний, на взгорке, освобожденном от леса, стало расти поселение. Стволы получше шли на дома. Ветки и нестроевой лес – для дров. Мужчины не выпускали из рук плотницкого снарядья, женщины обустраивали жилье. На обналичниках, крылечках и коньках крыш расцветали резные узоры солнца, растений, животных, и, конечно, обережные знаки от недобрых сил. За лето и осень была сделана большая часть работ по строительству, а также заготовки на зиму. Но как только запела ручьями следующая весна, Микула, Вьюн и еще десятка полтора холостых мужчин решили уйти. Ратных дел не предвиделось, а воинам, привыкшим к сражениям и опасностям, сидеть на одном месте было тягостно, о чем Микула и сообщил Велимиру.