Деревянная грамота

— Тут я! — Данила побежал навстречу санкам.

— Вались сюда! Не бойся — втащим!

Он и не боялся. Он рыбкой кинулся поперек саней и был ухвачен разом и Семейкой, и Одинцом.

— Так ты не за караулом? — удивился боец.

— Какой тебе караул? — удивился, барахтаясь, Данила. — За ним до самого Кремля бежать надобно!

— Не дергайся, свет! Лежи поперек! — велел Семейка. — Тебя сажать некуда!

— Что, у «Ленивки» свернем? — спросил Богдаш.

Возражений не было. Он и свернул, и удачно, не теряя быстроты конского бега, съехал на лед, и довольно скоро санки докатили до устья Яузы.

— Ну, Данила, показывай, где этот шпынь ненадобный угнездился! — велел Тимофей.

Ночью крутой берег Яузы, имевший в этом месте несколько протоптанных сходов, казался вовсе непреодолимым — сходы совершенно не были заметны. Данила с Семейкой довольно бойко полезли наверх и набрели на косую тропку, но Тимофею с Одинцом пришлось похуже — оба, особенно Одинец, были тяжеловаты для таких подвигов, не успевали сделать быстрого шага вверх, как тут же на два шага и съезжали. В конце концов, держась за руки, конюхи и боец выбрались на ровное место.

Богдаш с конем ждал внизу, пока отыщут пологий и наезженный спуск. Пройдя вверх по течению, неподалеку от моста нашли и переулок, продолжением которого был спуск, и покричали, и дождались, пока возник взвезет полегчавшие санки наверх.

— Вот где-то тут он и живет, — сказал Данила, показывая рукой в направлении Солянки.

— Тут, — точно определил Одинец. — Ну, благословясь!

И стал мерно бить кулаком в ворота. Сразу же отозвался кобель. Ему, бедному, днем досталось — должно быть, все еще не успокоился.

— Кого нелегкая несет? — раздался некоторое время спустя очень недовольный голос.

— Трещалу позови! — велел Одинец.

— А кто по его душу?

— Скажи — Аким Одинец!

Кудрявое словосочетание было ответом. Человек за высоким забором до такой степени удивился, что повторил свою словесную загогулину несколько раз, как бы пытаясь при ее помощи убедить себя, что Одинец ему не снится.

— Да пойдешь ли ты наконец, песья лодыга?! — рявкнул Тимофей. Тогда лишь изумленный человек поспешил к крыльцу.

— Если и Трещала на радостях очумеет, хороши мы будем, — заметил Богдаш.

Очевидно, и тот не сразу поверил, что к нему такой гость пожаловал. Во всяком случае, к калитке Трещала вышел с фонарем — чтобы убедиться, что глаза его не обманывают и перед ним — его вечный противник и заклятый враг Одинец.

— Ишь ты! — воскликнул он, отворив калитку и светя в лица гостям. — А вы кто таковы?

— Мы Аргамачьих конюшен конюхи, — строго сказал Тимофей. — И велено нам розыск вести, а кем велено — сам догадывайся.

— Сколько вас — трое, четверо?

— Нас четверо, Одинец с нами — пятый. В дом позовешь, или у ворот толковать станем?

Трещала призадумался.

— Да что их в дом звать? — подал голос тот его товарищ, что за ним бегал. — Это ж Одинец!..

— Заткни пасть, — кинул через плечо Трещала. — Умный выискался…

Он действительно был в недоумении — как поступать? Звать врага в дом? Блинами угощать?.. Может, и хлебного вина ему налить?

Сам Трещала сейчас был безупречно трезв — перед завтрашним боем выгнал из себя хмель. Данила диву дался — что с человеком трезвость творит! Неужто этот строгий молодец и есть тот расхристанный питух с багровой переносицей и капустной повязкой заместо шапки?

— И ты — атаман, и он — атаман, у каждого своя стенка, — пришел на помощь Тимофей. — А дури промеж вас накопилось немеряно. Сесть бы и хоть часть той дури разгрести.

— Ты, может, не знаешь, а обиды у нас жестокие, — сказал Трещала. Начнем перебирать — распалимся. Ты, что ли, нас удержать сможешь? Или ты?

Это относилось к Желваку. Данилу же боец явно не признавал.

— Вот он-то как раз и сможет, — ответил Одинец. — Он мне Соплю едва насмерть не зашиб. А Сопля — боец ведомый.

— Чего ж они не поделили? — Трещала был и удивлен, и встревожен. Чтобы Одинец по-приятельски держался с человеком, который накануне завтрашнего боя едва не лишил его надежи-бойца — это что ж такое должно было стрястись?

— Да мертвое тело делили, — сразу перешел к сути дела Богдаш. — Промеж вас, Трещала, еще и покойник затесался. Так что зови в дом, сажай за стол правды докапываться будем.

И подтолкнул тихонько в бок Одинца, давая ему понять, что конюхи в этом деле все же на Одинцовой стороне.

Тот, лишенный поддержки быстро соображающего Сопли, буркнул «угу».

— Что еще за мертвое тело? — Трещала, это было сразу заметно, за грубым голосом пытался скрыть волнение.

— Коли ты Приказа тайных дел розыск еще будешь у ворот морозить, то мертвых тел в этом деле точно прибавится! — сердито заявил Богдаш. — Веди в дом, там будем покойниками заниматься.

С большой неохотой Трещала отступил, оставив калитку открытой, и пошел к крыльцу, а Одинец и конюхи — за ним.

— Хорошо бы там, в доме, и Томила сыскался, — шепнул Данила Тимофею. Сразу бы все и прояснилось!

Но Томилы в горнице не оказалось.

— Скомороха своего куда девал? — спросил после того, как снял шапку и перекрестился на образа, Тимофей.