Деревья умирают стоя

Сеньор Бальбоа садится в кресло рядом с Изабеллой. Молчат. Из левой кулисы выходит пастор в костюме норвежского моряка.

ПАСТОР. Минуточку, дорогая, петь — достаточно или надо еще играть на аккордеоне?

ЭЛЕНА (поражена его бестактностью). Нечего сказать, подходящее время вы выбрали для вопросов. Подождите за дверью!

ПАСТОР. Прошу прощения. (Выходит.)

Элена растерянно улыбается, не знает, как объяснить странное происшествие.

ЭЛЕНА. Это тоже наш друг… (Хочет убрать со стола цилиндр. Из-под цилиндра вылезает белый кролик. Элена спешит спрятать его, говорит нервно.) Простите… Эти служащие!.. (Уносит цилиндр.)

Изабеллу и Бальбоа чрезвычайно поразили и норвежец, и кролик. Они растерянно переглядываются. Потом тревожно осматривают комнату. Машинистка кончает писать и возвращает карточку Бальбоа.

МАШИНИСТКА. Благодарю вас, сеньор. (Кладет заполненный листок в ящик. Телефонный звонок, она берет трубку, машинально отвечает.) Да, я. Что? Да нет же! С похищенными детьми давно покончено. Дало отрицательный результат. А, ну это другое дело. Подождете минутку, здесь у меня должны быть нужные данные. (Кладет трубку на стол, идет к картотеке, бормоча.) Курильщики опиума… Курильщики опиума… Курильщики…

Элена входит как раз вовремя, чтобы предотвратить новую неосторожность. Быстро подходит к телефону.

ЭЛЕНА. (машинистке). Сейчас же прекратите! (Хватает трубку и говорит неестественно любезным тоном.) Алло! Ах, это вы! Всегда рада вас слышать. Я так сожалею, но как раз сейчас не могу. Нет, нет, пожалуйста, не просите. (Подчеркнуто.) Говорю вам, сейчас невозможно. Я позвоню вам. Не стоит. (Вешает трубку.) Идемте, сеньорита. Работа не ждет. С вашего разрешения… (После минутного колебания выключает телефон и выходит с машинисткой.)

Изабелла и сеньор Бальбоа переглядываются со все растущим замешательством. Он отирает лоб. Она нервно барабанит пальцами по столу. Напряженно улыбаются, не знают, что сказать. Наконец Бальбоа говорит конфиденциальным тоном.

БАЛЬБОА. Я хочу спросить вас, сеньорита, имеете ли вы хотя бы самое отдаленное представление о месте, где мы находимся?

ИЗАБЕЛЛА. Нет. А вы?

БАЛЬБОА. И я — нет. Любопытно, не правда ли? Оба мы не знаем, где мы и, тем не менее, мы оба здесь.

ИЗАБЕЛЛА. Может быть, мы ошиблись адресом?

БАЛЬБОА. Проверим. Какой у вас?

ИЗАБЕЛЛА (вынимает из сумки голубую карточку). Улица Аромос, двадцать четыре — сорок восемь.

БАЛЬБОА (смотрит на свою карточку). Два, четыре, четыре, восемь. Да, так. Несомненно, в городе может быть только одна улица Аромос.

ИЗАБЕЛЛА. И, несомненно, на улице может быть только один дом два, четыре, четыре, восемь.

БАЛЬБОА. Тогда, все верно, ошибки быть не может. Но где же мы? Что может означать эта смесь конторы и антикварной лавки?

ИЗАБЕЛЛА. Вот об этом я и думаю все время.

БАЛЬБОА. И эти курильщики опиума… Похищенные дети… Нет, не говорите мне, что это естественно!

ИЗАБЕЛЛА. Ну, как сказать. Иногда обрывки фраз можно понять совсем не так…

БАЛЬБОА. Да, конечно. Но разве естественно разводить кроликов под цилиндрами?

ИЗАБЕЛЛА. Это еще ничего. Куда подозрительней — этот рыбак норвежец.

БАЛЬБОА. Почему?

ИЗАБЕЛЛА. Потому что он совсем не рыбак, и не норвежец, а протестантский пастор!

БАЛЬБОА (вскакивает). Черт побери!

ИЗАБЕЛЛА. Да, я его видела в парке, когда шла сюда. Он беседовал с какой-то рыжей англичанкой. То есть… если она… я хочу сказать, если она тоже не переодета.

БАЛЬБОА. Ну, тогда вес ясно! Мы в ловушке.

За сценой — звуки аккордеона.

ИЗАБЕЛЛА. Молчите! Он идет сюда!