Деревья без тени

- Переночую и уйду. Куда я сейчас среди ночи?

- Нет, ты уйдешь сейчас, среди ночи. Ты должен убраться немедленно. Меня хватит инфаркт, если я останусь с тобой в одной комнате!

Гияс подошел к своему чемодану, взял документы, завернул в газету...

- Ладно, я ухожу. Только знай, тебе это даром не пройдет! Счастливо оставаться! - С независимым видом Гияс направился к двери. - Завтра зайду за чемоданом.

- Не выйдет! - Элаббас схватил Гияса за шиворот. - Забирай чемодан и отваливай! Гелендар, давай сюда чемодан!..

- Да ладно, пусть... Завтра заберет.

- Неси, говорю! - Элаббас злобно ощерился на меня. - Чтоб он мне до утра глаза мозолил?!

- Я поставлю, не видно будет...

- Ну черт с тобой, выметайся! - Элаббас посторонился. - И помалкивай, ясно? Одно словечко, и я тебя!.. Пришибу, понял?

Гияс ушел. На улице было тихо. Но, видно, Гиясов чемодан и впрямь не давал Элаббасу покоя. Он встал, отнес чемодан в коридор. Потом подумал и принес обратно. Потом снова вскочил, схватил чемодан.

- Воняет от него, тьфу! Спать не могу! Может, в окошко выкинуть?..

Но он не выкинул чемодан в окно, хотя Гияс так и не явился за ним.

Мазахир пришел за полночь, пьяный в дымину. Кое-как скинул ботинки, стянул брюки и молча лег. Элаббас уже спал...

Это, конечно, был плохой день. Очень плохой. С одной стороны, открылось столько подлости, с другой - угроза навсегда расстаться с мыслью об аспирантуре стала реальностью. Стипендию за лето мы почти проели. Элаббас рассчитывал, что нам удастся растянуть ее до сентября, а там аспирантура, приличная стипендия, можно и призанять... Теперь все выглядело иначе. Оставалась, конечно, надежда на ректора, но когда еще он приедет, да и захочет ли заниматься нами? Вполне возможно, что Маликов так нас разрисует ректору, что и к кабинету близко не подойдешь. "Я его на сто восемьдесят градусов развернул!" И ведь рассчитывал, что поверят!.. Да, с деньгами надо что-то придумать. Элаббасу ждать их было неоткуда, у меня только мать, работает она уборщицей в медпункте, и зарплата у нее не больше моей стипендии. Когда я учился на первом курсе, мать эту свою зарплату почти целиком присылала мне. Летом я поехал в деревню и не узнал ее: так она осунулась и похудела. У меня комок к горлу подкатил, и, чувствуя, что сейчас разрыдаюсь, я бросился во двор, к желобу - хорошо, в тот день шла вода. Я сунул голову под струю, будто моюсь с дороги. Но я не мылся, а рыдал: я выл, я орал, ревел как бык, - и вода, с шумом падавшая мне на голову, заглушала мои рыдания. Может, до мамы и доносилось что-то, но наверняка она думала, что это я так, покрикиваю от удовольствия...

Я твердо сказал матери, чтоб она не присылала мне ни копейки. Пришлет, тут же верну обратно... Если б я хоть не говорил ей и тогда, и потом, что сразу, как устроюсь в Баку, возьму ее к себе. Я расхваливал Баку: театры, парки, бульвары - чего я ей только не наболтал!.. Если б хоть в письмах не хвастался! Если б не все в нашей деревне знали, что за хорошую учебу меня обязательно оставят в Баку, что я стану ученым, писателем, большим человеком... Не знай этого вся деревня, вернуться мне было бы намного проще. Явился со своим чемоданчиком: здравствуйте, вот он я, Гелендар-муаллим, окончил учение, буду преподавать в старших классах... Но в деревне-то знали, что я остаюсь в Баку, и хотя не ожидали, конечно, что я стану таким же знаменитым, как, например, Салим Сахиб, но о возвращении домой не могло быть и речи. А потом, как же со "свежей струей в застоявшейся филологии"? Я поеду в деревню, а Фаик Маликов останется в университете! И Гияс! Отец Семы звонил ему, это точно. "Пойду позвоню отцу, - сказал Гияс тогда, - может, сжалится, пришлет тридцаточку..."

На этот раз Гияс не выдумал про телефон: он действительно пошел звонить, но только не с переговорного пункта и не отцу в деревню, расставшись с нами, Гияс тотчас же отправился к Семе. И когда он поджидал нас возле университета, в лице у него уже было что-то гадкое, подлое... Да, именно подлое. И в ту ночь, без сна ворочаясь в кровати, я был совершенно уверен - клеймо подлости до смерти не сойдет с лица Гияса.