Остановив машину возле кирпичного, лишенного крыши здания скотобойни, я заглушил мотор. Захватив рюкзак с видеокамерой, выбрался наружу, отпер багажник, бесцеремонно вышвырнул из него плененного иуду и пинком ноги направил Давыденко к зияющему чернотой входу.
– Му-у-у! – умоляюще выдавил бывший майор, оборачивая ко мне бледное, изборожденное дорожками слез лицо. – Му-у-ы-ы!! Му-а-а-а!!!
Вместо ответа я наградил предателя сильным ударом по почкам. Мычание сменилось надрывным стоном.
– Шевели копытами и не рыпайся, тварь! Иначе остальной «ливер[3] отобью! – мрачно пообещал я.
Повесив голову и заметно кренясь набок, он обреченно поплелся в указанном направлении. Я двинулся следом, подсвечивая дорогу карманным фонариком.
«Площадка для беседы» представляла собой просторное помещение без окон с вбитыми в стены ржавыми железными крюками и кровостоками на бетонном полу. Я не специалист в мясницком деле, но, по– моему, в прежние времена тут потрошили убиенных свинок. Благодаря отсутствию крыши и появившейся из-за туч луне в помощении не было темно. Вместе с тем для проведения качественных съемок света требовалось побольше. Швырнув Давыденко в ближайший угол, я побрызгал на заранее сложенные шалашиком дрова бензином из фляжки и чиркнул зажигалкой. Сухие доски легко воспламенились и спустя двадцать секунд превратились в ярко пылающий костер. В его дрожащих отблесках заброшенная потрошильня выглядела как декорация к фильму ужасов. Из угла, где сидел на полу предатель, донесся громкий неприличный звук, сопровождаемый судорожными всхлипываниями. Надо думать, иуда уже предвкушал долгие изощренные пытки! В принципе за все то, что я видел на трофейной кассете, из мерзавца бы впрямь стоило жилы вытянуть, но у меня были на счет него другие планы. Главное – достоверная информация о Борисе Одеждине, и нет смысла мараться, если под рукой пентонал натрия! А заслуженное возмездие предатель получит в преисподней, куда я незамедлительно отправлю бывшего майора по окончании допроса. Подойдя к трясущемуся в нервном ознобе Давыденко, я повалил его на живот, вспорол перочинным ножом пиджак с рубашкой на левой руке, достал из кармана футляр с наполненным «сывороткой» шприцем и, отыскав подходящую вену, сделал укол.
Затем усадил экс-омоновца поближе к костру, извлек из рюкзака видеокамеру и раскрыл записную книжку с надиктованными шефом вопросами…
Под воздействием пентонала одеждинский секьюрити выдал на-гора массу интереснейших сведений.
Оказывается, Борис Наумович действительно промышлял подпольной торговлей человеческими трансплантатами. Но подробностей Давыденко не знал. Данной сферой бизнеса непосредственно руководил наиболее доверенный из помощников депутата, некто Колдун. Из чистого любопытства я поинтересовался причинами происхождения подобной клички и получил обескураживающий ответ: «Это не кличка. Он настоящий колдун. Обладает даром ясновидения и гипноза». Я попытался растормошить «языка» насчет личности Колдуна, но выяснить удалось немного. Ни имени, ни отчества, ни фамилии, ни адреса… Одно описание внешности. Причем довольно расплывчатое. «Наиболее доверенный» держался особняком от остальных помощников, постоянно менял парики и не расставался с темными очками…
Сплюнув в сердцах на пол, я вернулся к полковничьему вопроснику.
Бывший майор подтвердил причастность господина депутата к таким гнусным преступлениям, как наркоторговля и продажа малолетних детей в бордели для извращенцев, но, к сожалению, опять без деталей. В окружении Одеждина царило жесткое разграничение полномочий.