Депортация

Тут всё настоящее. Не елейные красоты, столь любимые туристами, и не курортные горы. По правую руку от входа в дом разбит тенистый парк. Особенно хорошо здесь в апреле. В России, на далёком Урале, апрель – самый противный месяц: снег уже сошёл, а трава на газонах ещё не появилась; в городе холодно и неуютно. А здесь – свежий запах сирени вперемежку с благоуханием яблоневого цвета или дурманящим ароматом шиповника.

И сейчас, в разгар лета, в парке чудесно. Аллеи, где липы смыкают густые кроны и в самые жаркие дни дают прохладную тень. Шёпот сочной травы – не газонной, а природной травы-муравы, какая обычно заполняет лесные опушки – так и тянет пройтись босиком. Растущие повсюду полевые цветы покоряют скромной красотой. Молодые берёзки, стоящие поодаль, приветливо машут листьями. Можно часами бродить без устали – мысли бьют фонтанчиками и сами просятся на бумагу.

Но где же такое возможно? Вопрос на засыпку: а где русскому человеку живётся лучше всего? Отчего-то чаще не в России. Но где же именно? Ответ я нашёл давно. И название этой местности созвучно сочетанию «Мой рай». Да, Моравия – прекраснейшая часть замечательной страны.

Всю жизнь Чехия влекла меня к себе. Первые звоночки донеслись ещё в юности: Швейк. Только здесь мог он родиться – здоровый, светлый, неунывающий славянин. Потом – «Лимонадный Джо» – сочная, бьющая наповал пародия на голливудские вестерны. Не зря после фильма по всему миру как по команде появились «Триггер-виски салуны».

Когда я впервые очутился в Моравии, то бесконечно бродил по холмистым равнинам, словно узнавая и вспоминая… Казалось, это и есть моя настоящая родина.

И ещё – люди. Представьте такой опыт: вам предлагают пару лет прожить на необитаемом острове в компании из пяти человек. Или десяти, неважно. Вы не вправе выбирать пол, возраст, характер – тут дело случая. Но будущие соседи должны быть одинаковой национальности. Вам следует отдать предпочтение одной-единственной.

По зрелом размышлении я свою приверженность обозначил. Никого не хочу обидеть, но дорогих россиян отбросил сходу. А вдруг попадётся разбойник с сизым носом? Или активный борец за справедливость? Сегодня последнюю рубашку с себя снимет, а завтра заметит, что по стаканам разлили не поровну – и за нож схватится.

Первым номером у меня идут белорусы. Работящие и прилежные, искренние и душевные – те качества, что мы, русские, приписываем себе, куда характернее для наших славных братьев.

Второе место в системе длительного общежития я бы отдал евреям. Они книжки умные читают, беседы мудрые ведут; с ними интересно, у них всегда есть чему поучиться. Хотя… пожалуй, воздержусь: в этом маленьком Израиле я оказался бы нацменом.

Чехи – вот кто вне конкурса в моём мысленном эксперименте. Их спокойная приветливость, сдобренная юмором, тихое достоинство, природная красота в любом возрасте, терпимость к чужим недостаткам – сочетание, каких мало.

И что ещё делает Чехию желанной, – то, что в этой стране отсутствует. А нет здесь суеты, погони за успехом. Бог миловал от агрессии. Выпивший, и даже крепко выпивший чех не превращается в зверя или животное. И да, чехам не свойственно русское раздолбайство, при этом их миновала и немецкая заорганизованность.

Осознав, насколько близка Чехия моему сердцу, я приложил немало усилий, чтобы обзавестись тут вторым домом. Вторым – ибо в преклонном возрасте негоже отбрасывать прошлую жизнь, ломать привычки и радикально менять культурный код. В России остались друзья и дальние родственники. Но вот уже семь лет чешский дом служит нам летней резиденцией. А лето в Южной Моравии настоящее, и длится оно больше полугода, а не два-три хилых месяца, как на Урале.

И уютный дом в красивейшем месте Центральной Европы, и зелёный холм, и парк, и мини-море – всё это наша собственность. Ну, почти наша: недвижимость мы взяли в кредит. Процент небольшой, хотя деньги немаленькие. И не просто деньги – витабаксы.

Я вновь окинул взглядом «поместье». В прежние времена такое показалось бы неслыханной роскошью. Но всё меняется. Вот и те зелёные просторы – многие километры до горизонта – могут стать нашими. Вполне, лет через тридцать-сорок.

Почему-то вспомнился Ратников, последний с ним разговор в Академии. Я вернулся в дом. Здесь, в отличие от Академии, кабинет у меня просторный. Даже с элементами роскоши, главный из которых – диван. С возрастом особенно проникаешься китайской мудростью: лучше лежать, чем сидеть. Вот и сейчас я прилёг на элемент роскоши – и произнёс: «Евровести. Рингхальс».

В центре комнаты возникла объёмная картина – развалины блока атомной станции. Робот-скорпион разбирал груду бетонных обломков, а робот-бульдозер сгребал строительный мусор в большую кучу.

Включился бодрый закадровый голос:

«Первомайская катастрофа на шведской атомной станции “Рингхальс” привела к выбросу в атмосферу огромного количества радионуклидов. Для обследования и очистки загрязнённой территории в очаге аварии широко используется роботизированная техника».

«Скорпион» встал на перекур, а комментатор продолжил: