Дэнс, дэнс, дэнс

– Тут приходили всякие. Орали чего-то. В окна стучали, машину раскачивали, – сказала Юки бесцветным голосом и выключила радио. – Было очень страшно.

– Прости…

И тут она увидела мое лицо. На мгновение взгляд ее заиндевел: будто глаза потеряли цвет, и по ним пробежала легкая, еле заметная рябь – как по тихой воде от листа, упавшего с дерева. Губы задергались, будто пытаясь произнести нечто невыразимое.

– Эй... Где ты был и что ты там делал?

– Не знаю, – ответил я. Мой голос прозвучал непонятно откуда. Как и цоканье тех каблучков – совершенно не ясно, на каком расстоянии и с какой стороны. Я достал из кармана платок и медленно вытер лицо. Капли холодного пота казались плотными и упругими, как масло. – Сам не знаю. Где же я был?..

Юки прищурилась и, протянув руку, коснулась моей щеки. Мягкими, гладкими пальцами. Не отнимая их, она втянула носом воздух, словно к чему-то принюхиваясь. Ее носик чуть дернулся, ноздри раздулись и замерли. Не отрываясь, она смотрела мне прямо в глаза – будто разглядывала меня с расстояния не менее километра.

– Но ты что-то увидел, правда?

Я кивнул.

– Я знаю. Это словами не рассказать. Вообще никак не выразить. Когда пытаешься объяснить, никто не понимает. Но я – понимаю... – Она наклонилась и легонько прижалась щекою к моей щеке. Секунд, наверно, пятнадцать, мы просидели так, не шелохнувшись.

– Бедный, – вздохнула она наконец.

– Почему все так? – рассмеялся я. Мне совсем не хотелось смеяться, но по-другому было нельзя. – С какой стороны ни посмотри, я – обычный, абсолютно нормальный человек. И очень реалистичный. Почему меня постоянно затягивает в какую-то дикую, нелепую мистику?

– И действительно, почему? – сказала Юки. – Ты только у меня не спрашивай. Я – ребенок, а ты взрослый.

– И то правда, – признал я.

– Но твое настроение я понимаю.

– А я нет.

– Бессилие, – сказала она. – Когда тобой вертит какая-то огромная силища, и ты не можешь ничего изменить.

– Может, и так...

– В таких ситуациях вы, взрослые, обычно напиваетесь.

– Это уж точно, – кивнул я.

* * *

Мы отправились в бар “Халекулани”. Не в открытый с бассейном, как в прошлый раз, а в самом отеле. Я заказал мартини, Юки – содовую с лимоном. Кроме нас, в баре не было ни одного посетителя. Лысеющий пианист средних лет с сосредоточенным, как у Рахманинова, лицом исполнял на рояле джазовые стандарты. Сначала “Stardust”, потом “But Not For Me”, и следом – “Moonlight in Vermont”. Техника игры – безукоризненная, но слушать его было не очень интересно. Под конец он старательно отбарабанил прелюдию Шопена – и это, надо признать, получилось великолепно. Юки захлопала, пианист выдавил улыбку шириной ровно в два миллиметра и куда-то исчез.

Я уже допивал третий мартини, когда, закрыв глаза, вдруг снова увидел ту проклятую комнату. Точно сон наяву. Страшный сон, от которого сначала бросает в пот, и только потом с облегчением вздыхаешь: привидится же такое... Только это не сон. Я знаю, что это не сон, и Юки тоже знает. Она знает: я видел это. Шесть скелетов, добела отшлифованных временем. Какой во всем этом смысл? Неужели однорукий скелет – Дик Норт? Тогда кто остальные пятеро?

Что, черт возьми, хочет сказать мне Кики?

Вдруг вспомнив, я порылся в кармане, извлек найденный на подоконнике клочок бумаги, прошел к телефону и набрал загадочный номер. Трубку никто не брал. Каждый гудок проваливался в немую бездну, точно грузило спиннинга в морскую пучину. Я вернулся к бару, плюхнулся на свое место за стойкой и глубоко вздохнул.

– Завтра, если будут билеты, я возвращаюсь в Японию, – объявил я. – Что-то я здесь подзадержался. Отпуск вышел отличный, но теперь, я чувствую, мне пора. К тому же, я дожен поскорей разобраться кое с чем в Токио.

Юки кивнула. Так, словно знала заранее, что я скажу.

– Давай. За меня не беспокойся. Если хочешь вернуться – лучше вернуться.

– А ты что будешь делать? Здесь останешься? Или со мной поедешь?

Она чуть пожала плечами.

– Поживу какое-то время у мамы. Я пока не хочу в Японию. Она ведь не откажется, если я попрошу?

Я кивнул и допил мартини.

– Ну, хорошо. Завтра отвезем тебя в Макаху. Да и мне напоследок не помешало бы еще раз поговорить с твоей матерью.

Мы вышли из бара, забрели в рыбный ресторанчик неподалеку от “Алоха-Тауэр” и в последний раз поужинали. Пока Юки расправлялась с омаром, я выпил виски, потом принялся за жареных устриц. Мы почти не разговаривали. В голове у меня началась какая-то дикая каша. Казалось, я вот-вот навеки засну, так и не дожевав устриц, и сам превращусь в скелет...

Юки то и дело поглядывала на меня. Не успели мы все доесть, как она заявила:

– По-моему, тебе пора спать. Ужасно выглядишь!

Вернувшись в номер, я включил телевизор и долго пил вино в одиночестве. Передавали бейсбол. “Нью-Йорк Янкиз” против “Балтимор Ориолз”. Мне вовсе не хотелось смотреть бейсбол – мне просто хотелось, чтобы телевизор оставался включенным. Хоть какая-то связь с реальностью.