Денискины рассказы: о том, как всё было на самом деле

Он ходил по квартире в коричневой пижаме. Выходил на кухню и задушевно говорил соседкам, которые что-то готовили или мыли:

– Да… Вот жизнь пошла. Продукты дорожают, а в магазинах всё равно ничего нет. Кругом очереди… Эх!

Все отворачивались к столикам и молча чистили картошку. Или перетирали тарелки.

Он вздыхал и шел покурить на черный ход.

Я не понимал, почему с ним никто не хочет водиться. Мне было его жалко. Потому что он мне показывал, как складывать из бумаги кораблики. Но бабушка шепотом сказала мне: «Он про-во-катор и до-нос-чик». Я очень нескоро узнал, что это такое. Но сразу понял, что это что-то совсем плохое.

Потом, в самом начале 1957 года, мы переехали в другую квартиру, тоже коммунальную. Мне было уже шесть лет.

Квартира была полуподвальная, то есть окна были на уровне земли. Это и было «полуподвал», в отличие от подвала настоящего, где всё окно – в глубокой зарешеченной выемке.

Дом наш был знаменитый. Улица Грановского, дом три. Сейчас называется Романов переулок. Сейчас этот дом – весь в мемориальных досках. Там жили маршалы, генералы и министры. Когда мы туда приехали, досок было поменьше. Потому что маршалы и министры были еще живы.

Как мы попали в такой дом? В «правительственный дом», как тогда говорили. Дело в том, что мамин папа – то есть мой дедушка Вася – был шофером в гараже Совета Министров. Кстати говоря, сам гараж был в здании Манежа. Только потом там сделали выставочный зал. Так вот, мой дедушка возил разных начальников – и поэтому они с бабушкой Аней и с четырьмя детьми – в том числе и с моей мамой – когда-то давно получили комнату в полуподвальной коммуналке этого дома.

А потом их дети выросли и разъехались, остался только младший сын, мой дядя Валерий. Тогда дедушка Вася, бабушка Аня и Валерий получили комнату в новой квартире в новом районе. Квартира эта была тоже коммунальная – но маленькая, двухкомнатная.

А мы с мамой и папой переехали в их комнату. В квартиру, где прошло детство моей мамы.

Это была очень интересная квартира.

Хоть она была и подвальная, в нашу комнату по вечерам часа на два заглядывало солнце. И вообще она была гораздо веселее бабушкиной.

Те квартиры, которые были над нами, назывались «барскими». А наши – которые были в полуподвалах по всему дому – никак не назывались. Кстати говоря, они были точно такие же, как «барские», – а как же иначе, если они были точно под ними. С одной разницей – у нас не было выхода на парадную лестницу. Ход к нам был через кухню, которая выходила на черный ход.

Ну и самая главная разница – в «барской» огромной отдельной квартире жила одна семья, а в наших коммуналках – сколько комнат, столько и семей. Шесть, семь или восемь. Потому что наши квартиры были для прислуги. В общем, так оно и было: там жили шоферы, электрики, водопроводчики, охранники и их дети.

Но не только.

Например, в нашей квартире жила старая коммунистка с очень революционерской фамилией Крышталович. Я в детстве читал книги про революцию, и там были люди с похожими фамилиями – Буташевич-Петрашевский, Кржижановский, Дзержинский и даже Дебогорий-Мокриевич. Я понял, что наша Нина Николаевна Крышталович – из той же компании. Но, наверное, никаких особых заслуг у нее не было – вот и дали ей на старости лет комнату в полуподвале «правительственного дома». Зато самую большую, с двумя окнами. Она была тоже старушка, но выглядела совершенно иначе, чем старорежимные Вера Аркадьевна и Евгения Константиновна из бабушкиной квартиры. Они были в седых кудряшках и кружевах. А это была революционная старушка. Она ходила в черной длинной юбке и белой блузке с тонкой черной ленточкой под воротником. У нее была короткая седая стрижкаи всегда черная беретка на голове.

Еще у нас жила портниха Вера Сергеевна с взрослой дочерью Тамарой. Это та самая Вера Сергеевна, которая в рассказе «Кот в сапогах» одолжила Дениске хвост от старой горжетки.

Жил уволенный на пенсию сотрудник разведки Иван Кулагин и – в другой комнате – его бывшая жена с сыном и дочерью. В дальнем конце квартиры жила загадочная семья Абрикосовых. Никого из них, кроме старухи Анны Ивановны, не было видно. Про них соседи говорили шепотом: «Петька Абрикосов опять сел. А Сашка Абрикосов вроде вышел…» Я, хоть и маленький был, но понимал, что значит «сел» и «вышел». В тюрьму сел, из тюрьмы вышел.

Еще у нас жила Галя Козлова со своим мужем Юрой Красногорским, и у них была дочка Алёнка. Да, та самая Алёнка, Денискина подружка. Она была младше меня на два года, очень веселая и добрая девочка. Мы все время играли с ней и с Мишкой, который приходил к нам в гости. Коридор у нас был длинный, бегать было хорошо.

В рассказе «Чего я не люблю» написано: «Когда я ложусь спать, не люблю, чтобы в соседней комнате пели хором

«Ландыши, ландыши…».

Это правда. В соседней комнате – в Аленкиной – часто собирались гости и за столом пели эту песню. Она тогда была очень популярная, ее все время передавали по радио. А гости ее пели очень громко, вот так: «Ландышеее, ландышеее!» Уж не знаю, как Аленка могла спать под такой крик.