Денис Давыдов

Всего этого казалось тогда достаточным для того, чтобы считаться человеком образованным» [30].

Но заблуждение об «образованности» рассеялось довольно быстро, о чем мы расскажем в свое время… А пока что «семья Давыдовых жила зимой в Москве, уезжая летом или в орловское поместье, или в свое подмосковное имение, село Бородино, — то самое Бородино, где впоследствии Давыдову пришла бессмертная мысль о партизанской войне. „Здесь я провел, — рассказывает он, — беспечные лета моего детства и ощутил первые порывы к любви и славе“. Любимым его занятием в это время была охота; обычным отдохновением — чтение описаний подвигов русского войска, совершавшего тогда свой беспримерный поход по Италии, под начальством Суворова» [31].

Сельцо Бородино, ныне всемирно известное, впервые было упомянуто в Писцовой книге 1626–1627 годов, а полтора века спустя большая его часть — хотя было-то в нем всего 25 крестьянских дворов! — «с приписанными к ней деревнями Горки и Семеновское» [32]досталась родному деду Дениса генералу Евдокиму Алексеевичу Щербинину. Так что по доброй старой российской традиции нашего героя стали вывозить на лето к дедушке в деревню.

Московскую свою жизнь Денис описывал с романтической иронией: «Между порошамии брызгами, живя в Москве без занятий, он познакомился с некоторыми молодыми людьми, воспитывавшимися тогда в Университетском пансионе. Они доставили ему случай прочитать „Аониды“, полупериодическое собрание стихов, издаваемое тогда H. М. Карамзиным. Имена знакомых своих, напечатанные под некоторыми стансами и песенками, помещенными в „Аонидах“, воспламенили его честолюбие…» [33]

Оборвем цитату на полуслове и поясним сказанное. Пороша — это снег, выпавший на землю ночью или ввечеру, на котором хорошо отпечатываются следы животных, а брызги — это брызги от талых луж, в которые ударяются конские копыта. То есть между двумя, весенним и зимним, сезонами охоты — в тот промежуток, когда в деревне делать было нечего. Университетский пансион — это Благородный пансион, созданный при Московском университете в 1779 году для подготовки молодых дворян к поступлению в оное учебное заведение. С кем именно познакомился тогда Денис, он сам не пишет, но некоторые авторы называют обучавшихся в те времена в пансионе Андрея и Александра Тургеневых, Александра Воейкова, Алексея Мерзлякова, братьев Кайсаровых и Василия Жуковского… Так оно или нет, сейчас уже не скажешь — по крайней мере, впоследствии они были знакомы.

Первая книжка альманаха «Аониды, или Собрание разных, новых стихотворений» была датирована 1796 годом. В предисловии к ней издатель, известный литератор Николай Михайлович Карамзин, пояснял, что « Аониды— другое имя Муз», и выражал надежду, что «публике приятно будет найти здесь вместе почти всех наших известных Стихотворцев; под их щитом являются на сцене и некоторые молодые Авторы, которых зреющий талант достоин ея внимания».

Однако, с точки зрения современного читателя, стихи в сборнике были те еще! Первый же из них, нареченный «Добродетель», воистину бил, как картечина в лоб:

О ты, священная добродетель!
Небесных краше ты светил;
Тебя, тебя миров Содетель
Как лик Свой нам в сердца вместил…

Подписано было «М. X.» — очевидно, это признанный «мэтр» того времени шестидесятилетний Михаил Матвеевич Херасков.

А вот — анонимное стихотворение о любви, названное «К ней»:

Я всех неверных презираю,
И с ними наш холодный век.
Как может в жизни человек
Два раза быть влюблен, не знаю…

Все прочие стихи в основном были примерно такого же уровня.

В альманахе Денис мог найти знакомые фамилии — как, например, Петр Кайсаров, хотя большинство авторов были анонимны либо прикрывались инициалами или сокращенными подписями — то «прозрачными», как «Всл Пшкн» или «Авр Лпхн», а то и просто: «И. К-въ» или «Е. Х-а».

Но оказалось, что и такие стихотворения могли встревожить сердце и вскружить юную голову, а потому…

«…он стал писать; мысли толпились, но, как приключение во сне, без связи между собою. В порывах нетерпения своего он думал победить препятствия своенравием: рвал бумагу и грыз перья, но не тут-то было! Тогда он обратился к переводам, и вот первый опыт его стихосложения:

Пастушка Лиза, потеряв
Вчера свою овечку,
Грустила и эху говорила
Свою печаль, что эхо повторило:
„О, милая овечка! Когда я думала, что ты меня
Завсегда будешь любить,
Увы, по моему сердцу судя,
Я не думала, что другу можно изменить!“» [34]