Денис Давыдов

Давыдов давно и настойчиво объяснял важность этих летучих неуловимых отрядов, которые он называл «партизанскими». Ни одного крупного сражения не осмелилась дать русская армия Наполеону, одни лишь мелкие стычки. Впереди Бородино, что будет потом одному Богу известно. Но действовать нужно немедля. Француз жжет русские деревни, терроризирует русский народ. Его давно русский мужик прозвал ни больше не меньше, как Антихристом. И нужно показать этому корсиканцу2, что Россия это не разнеженная Европа, что склонялась перед одним видом новоявленного императора Франции, Россия не станет после удачного французского выпада и точного укола, благородно признавать свое поражение, вкладывать шпагу в ножны и становится перед признанным фехтовальщиком на колено. А возьмет хорошую такую дубину и огреет этого бретёра3, и добавит для верности, пока тот в себя приходит.

– Выбирай себе своих партизан, – был ответ князя. – Даю тебе полсотни гусар и восемьдесят казаков. Можешь отобрать лично каждого.

– Слушаюсь ваше сиятельство! – Давыдов отдал честь и, не теряя времени, приступил к отбору людей в свой летучий отряд. Здесь нужны были ловкие, смелые, и от души отчаянные; именно таких и отобрал в свой отряд молодой двадцативосьмилетний подполковник.

– Денис Васильевич! – перед Давыдовым, когда он входил, может быть, в последний раз, на крыльцо своего родового дома, вырос сын его управляющего, Андрюшка, пятнадцатилетний шустрый сорванец, не раз получавший от отца хорошей розги4 за свою особую шустрость. – Возьмите меня в свой отряд. Своим адъютантам. Вы меня знаете! Я же такой…

– Как не знать! – остановившись, отвечал Давыдов, – как ты барскую свинью оседлал и загнал ее до пены, что бедная свинка этим же вечером у повара оказалась, а тебя в сарае отец выпорол.

– Возьмите! – зауверял Андрюшка, худой жилистый, и на вид такой отчаянный, что видно, готов был не одну свинью в галопе загнать. – Не пожалеете! А иначе сбегу. Как я от папеньки и маменьки сбежал, когда они сейчас в Москву со всем имением уехали. А я сбежал!

Давыдов с прищуром и долго, как недавно еще на него самого смотрел Багратион, смотрел на лихую чернявую физиономию сына своего управляющего.

– И что деда, взял тебя Денис Васильевич? – замерев сердцем, внук глядел на своего, всё молодевшего от воспоминаний деда.

– А как же! – отвечал дед. – Он так и сказал. – А чего, говорит, раз ты такой колобок, и от папеньки ушел и от маменьки ушел, и от меня уйдешь?

– От вас, Денис Васильевич, – говорю ему, – никуда по вашему приказу, – вот так и оказался я в адъютантах у самого Дениса Давыдова.