Денис Давыдов

В небе начали сгущаться тучи: вот-вот запуржит. Когда костры поднялись выше роста человеческого, Храповицкий приказал:

– Зажигай!

Подложенные к сушняку горящие фитили запылали, а вслед за ними воспламенился и затрещал хворост. Буйный ветер взвихрил пламя и рассыпал в ночи искрами. Огонь перекинулся на смолистые стволы сосен да елей – и занялась, полыхнула, охваченная страшным пожарищем, хвойная чаща. Шип, треск, вой. Полнеба в дыму. Переполошились вороны, закружили с криками в дымном воздухе.

Прежде, завидя лесной пожар, крестьяне окрестных сел ударили бы в колокола, кликнули бы сход, затужили бы о великой беде-погибели и кинулись бы всем скопом к реке. Принялись ведрами да ушатами тушить пламя. Теперь же с боевым задором поглядывали партизаны на страшное дело рук своих, приговаривая:

– Вишь, как шибко забрало! Ну-ка, мусье-грабитель, спытай-ка вволю нашей парной баньки!

Меж тем в логове неприятеля поднялась тревога. Сонные, полуодетые, вскакивали французы с лежанок, судорожно хватались за оружие.

Раздались во тьме команды унтер-офицеров. Но их грозные слова не произвели должного воздействия на перепуганных до смерти солдат. Солдаты начали метаться по сторонам, крича: «Спасайтесь!»

Огненный смерч окутал низину густыми, черными, как вороново крыло, облаками дыма, все сметая на пути своем, оставляя лишь выворотни да головни, пепел да золу.

Солдаты сбились в кучу, слушая последние наставления офицеров. Затем бросились к коням и без разбора оседлали первых же попавшихся под руки. Возы с награбленным добром остались на месте. Никто в те роковые минуты не помышлял о добыче!

Дым становился все гуще, удушливее. И вот среди объятых ужасом людей раздался повелительный крик офицера: «К реке!»

Пешие и конные фуражиры бросились за офицером, который, поднимая фонтаны брызг, первым вбежал в ледяную воду. На счастье французов, ширина ее оказалась невелика – впереди маячил спасительный берег. Проплыв несколько саженей, фуражиры стали карабкаться на него. И тут Давыдов отдал приказ: «Огонь!»

Из камыша грянули для острастки поверх вражеских голов ружейные выстрелы. Сполна испытав русской «баньки» с ледяной купелью, продрогшие горе-завоеватели один за другим подняли руки вверх.

Объезжая на коне пленных французов, Денис Васильевич подозвал Храповицкого:

– Спасибо, Степан Семенович, за русскую баньку! – Командир обнял друга. – Помяни слово, выхлопочу тебе у Светлейшего достойную награду! А теперь, соколики, построите да пересчитайте-ка зорителей всех до единого. Офицеров ведите ко мне на допрос. А остальных под конвоем – в Юхнов!

Пленный офицер, прихрамывая, подошел к Давыдову и представился:

– Поручик Вестфальского гусарского полка Тилинг! С кем честь имею?

– Чести уже не имеете, – ответил ему Денис Васильевич по-французски. – Скоро предстанете на допросе в качестве пленного. Пред вами подполковник Давыдов.

– Подполковник?! В этаком странном наряде? Подполковник – воинское звание в регулярных войсках. А тут... какая-то толпа...

– Пред вами, поручик, не толпа, а партизаны и их командир, подполковник Давыдов.

– Боже мой, какой позор! – воздел руки к небу Тилинг. – Оказаться в плену – у кого? У лесных грабителей!

– Грабителей?! – разгневался Давыдов. – Ну-ка, ну-ка, поясните толком, поручик?!

– Конечно, я понимаю, вы – победители, я бесправен. Часы, деньги, драгоценности – вот мое достояние. Я все готов отдать казакам. Но только не это! Они отобрали кольцо моей любимой Анет! – он поиграл пальцем, который прежде украшало кольцо. – Анет – божество, она будет любить меня всю жизнь. Кольцо – единственная память о ней...

– Что вы такое говорите, поручик? – Чувства узника горячо отозвались в душе Давыдова. – Я переговорю с казаками и постараюсь удовлетворить вашу просьбу. Даю вам слово!

– Я воевал честно против русской армии. Меня ранили в бою! Но этот ночной погром...

– Не волнуйтесь, поручик! Никто вас убивать не собирается... Мы дорожим своей честью! Отправим вас нынче же на надежную стоянку. Там и будете пребывать в плену...

– Но войска императора в Москве?

– Слышали ли вы, Тилинг, такую пословицу: «Не кажи гоп, пока не перепрыгнешь...» Прощайте!

На другой же день Давыдов переговорил с казаками, пленившими Тилинга. Нашлось не только кольцо любимой женщины француза, но и ее портрет и письма. Вожак партизан немедленно приказал отослать их поручику в Юхнов вместе с запиской, которую написал собственноручно:

«Примите, государь мой, вещи, столь для вас драгоценные. Пусть они, напоминая о милом предмете, вместе с тем докажут вам, что храбрость и добродетель так же уважаемы в России, как и в других землях.

Денис Давыдов, партизан».

К вышесказанному остается добавить, что сей Тилинг жил до 1814 года в Орле. Он всегда с благодарностью и удивлением вспоминал о сем злосчастном приключении в ночи. Только в одном Тилинг был непреклонен: так и не мог он признать отряд дерзких партизан за воинскую часть... Уж больно коварна оказалась для него «русская банька с ледяной купелью»!