— Привет, детка, — произнес он, — дай-ка трубочку тому козлу, что слева стоит. — Я машинально протянула трубку Рахматулину, он взял ее, слегка озадаченный, а я торопливо вышла из комнаты. На полке возле ванной у Соньки имелся еще один аппарат, а меня просто одолевало любопытство.
— С девочками развлекаешься? — смешок. — Давай, давай. Ты уже нашел мои деньги?
— Слушай, ты! — Рахматулин даже не пытался казаться спокойным.
— Заткнись! Я даю тебе две недели. За это время ты найдешь убийцу моего связного и мои деньги. А не найдешь…
— Кому ты грозишь! — рявкнул Витька. — За две недели я найду тебя и вытру ноги об твою шкуру…
Опять смешок.
— Подойди к окну. Подойди, подойди.
Я повесила трубку, вернулась в комнату и встала у окна рядом с Витькой. Ничего интересного за окном не было: двор, дома напротив и Витькина машина с охраной у подъезда. Мы переглянулись, в этот момент вроде бы что-то хлопнуло, и машина, сверкнув пламенем, распалась на куски.
— Вот это да! — пробормотала Сонька, совершенно ошалев. Рахматулин выглядел не лучше.
— Привет, — донеслось из трубки, и Витька, опомнившись, заорал:
— Ты покойник, сука… — Из трубки слышались гудки. Рахматулин отшвырнул телефон и закружил по комнате. Сонька телефон подобрала, и мы замерли на диване.
Приставать сейчас к Витьке охоты не было.
— Шакал паршивый! — рычал он. — Ты не волк, а шакал… Я тебя из-под земли достану! — приговаривая так, он пинал Сонькину мебель — ей, не мебели, а Соньке, это вряд ли нравилось. Понемногу он выдохся и вспомнил о нас. Мы поглядывали в окно, там толпа собралась и милиция подъехала.
— Мне надо идти, — буркнул Витька и исчез, хлопнув дверью так, что треск пошел по всему дому.
— Дела, — вздохнула Сонька, — ему бы теперь свою задницу уберечь. А кто о наших подумает? Вся надежда на тебя, белокурая бестия.
— Вот что, узнай через справочное телефон фирмы «Евростиль».
— Глеба проверять будешь?
— Буду.
Вежливый женский голос спросил, что мне угодно, я ответила.
— Одну минуточку. — И через пару секунд:
— Извините, Глеба Григорьевича сейчас нет.
— И что? — спросила Сонька. — Трудится там Глеб?
— Вроде бы.
— Легче стало?
— Может, все ему рассказать?
— Решай. Мне он кажется сугубо положительным. Я правильно выражаюсь? Вообще хочется видеть рядом человека, способного вытащить нас из дерьма. От Витьки толку мало, с ним еще быстрее в ящик сыграешь.
— Мартышек жалко, — задумчиво проронила я.
— Кого?
— Охранников. Между прочим, их убили.
— Хорошо, что не нас. Мы в этой тачке тоже катались. Да… Ночевать у меня останешься?
— Останусь. — И тут до меня дошло. — Он же нас видел!
— Кто? — испугалась Сонька.
— Этот, как его… Оборотень… Он же сказал: передай трубку козлу, что слева стоит. Он же видел.
— Ты меня пугать завязывай…
Я бросилась к окну: пятиэтажки, двор, окна напротив…
— Какого черта шторы не купишь? — рявкнула я.
— А?
— Шторы на окна купи.
— Зачем? У меня третий этаж.
— А бинокль — в деревне?
Тут мне стало неловко за себя, за свою беспросветную глупость то есть, я махнула рукой и сказала:
— Ерунда… Где-то там сидит этот самый Оборотень и на нас поглядывает.
— Греточка, мы-то ему зачем, а? Страшно-то как, сидишь вот, дура дурой, ничегошеньки не понимаешь…
Мы обнялись с намерением зареветь, но звонок в дверь нас отвлек. На пороге стоял Глеб.
— Ну и способность у тебя, — покачала Я головой, — как всегда, не вовремя.
— Как Софья? Все нормально?
— Софья на диване сидит, а у нашего приятеля машину взорвали, в ней люди были. Вот так. А ты какими судьбами?
— Беспокоился, — пожал он плечами, — хотел тебя до дома проводить. Негласно.
Ждал в переулке. А тут милиция, суета. Испугался за вас.
— Позвонил бы…
— Решил, так быстрее получится.
— Номер квартиры соседи подсказали?
— Ага. Ты домой поедешь?
— Нет. Здесь останусь.
— У меня никаких дел, — опять пожал он плечами, — могу составить компанию.
— Идемте ужинать, — вздохнув, предложила Сонька.
Мы поужинали и попытались вести светскую беседу. Больше всех Глеб старался.
Истощив все темы, от кулинарных способностей Соньки до плохой погоды, он сделал пару кругов по комнате и остановился перед Сонькиным портретом. Спросил:
— Кто рисовал?
— Гретка. Черты обессмертила. Я помру, а черты останутся.
— Это правда ты? — удивился Глеб.
— Правда. Я одаренная натура. Творческая личность. Хочешь, твой портрет напишу?
— На это, наверное, много времени нужно?
— На портрет — да, а вот карандашный набросок — минутное дело. Сонька, где мое барахлишко?
Сонька извлекла из тумбочки бумагу с карандашами и принесла мне.
— Садись, Глеб.
— Ты серьезно? — удивленно спросил он.
— Конечно. Лучший способ скоротать время. Только очки сними, они ведь у тебя только для солидности.
Он взглянул на меня, помолчал.
— Фирма у нас с претензией, а у меня физиономия уж больно простецкая. Вот наш стилист и посоветовал.
— Сними, — сказала я. Он сделал это весьма неохотно, потер переносицу и взглянул на меня в упор. И я в его глаза взглянула, взглянула и поежилась: стилист, кто бы он ни был, поступил мудро, без очков лицо Глеба выглядело совершенно по-другому.