Деньги

— …Рубины, бриллианты, изумруды, жемчуга и аметист ценой полтора миллиона долларов.

— Лорн…

— Ну, Джон, что скажете?

— Лорн, если Гарри такой богатый, то кому какое дело, что у него на кухне завалялось героина на пару лимонов баксов?

— Простите?

— Это же снижает драматизм, разве нет? Подумайте минуточку. Секундочку подумайте. Если Гарри богат, то значит и Дуг тоже. Естественно, они отдадут героин обратно. Была проблема — и нет проблемы. И фильма тоже нет.

— Чушь! Гарфилд хочет отдать героин. Это второй, как его, Дуг не хочет отдавать. И знаете почему?

— Да, почему.

— Из зависти, Джон, из зависти и ревности. Он завидует Гарфилду.

О зависти Лорн распинался минут двадцать: какое это сильное чувство, как широко оно распространено, и как человек, подобный Гарфилду (по-моему, в какой-то момент он даже сказал «сэр Гарфилд»), особенно склонен вызывать зависть в людях настолько низких, слабых и подлых, как этот Дуг, — Гарфилд, с его вкусом, вертолетной площадкой, эрудицией, бунгало на Барбадосе и прочими достоинствами. Это заняло еще минут двадцать.

— Вдобавок, — произнес Лорн, — он завидует тому, что происходит между мною и Лесбией.

— Почему? Вряд ли он будет так уж завидовать, если тоже спит с ней.

— Очень хорошо, что вы сами об этом заговорили. Знаете, Джон, я не думаю — и никогда не думал — что это драматически убедительно, ну, что он тоже с нею спит.

Я тяжело уставился на него.

— В этом же нет ни малейшего смысла. Просто ни в какие ворота. — Лорн расхохотался. — Если Лесбия спит с Гарфилдом, зачем ей рисковать всем этим счастьем, всем смыслом жизни — и ради какого-то мелкого гопника… — Лорн покачал головой. — Ладно. Об этом еще можно поспорить. Но все равно мой сценарий работает. Я так вижу: Лесбия ни разу не испытывала оргазма, пока не встретила Гарфилда, этого замечательного человека, и он показал ей мир, о котором раньше она могла только мечтать, мир личных самолетов и карибских особняков, мир…

Я боялся отвести взгляд. Время шло. Вдруг Лорн замер на середине фразы, на середине эпитета и произнес:

— Пожалуй, Джон, пора поговорить о сцене смерти.

— … Какой еще смерти?

— Лорда Гарфилда, разумеется, — сказал Лорн Гайленд. — Дело обстоит так. Мафиози меня пытают, совершенно голого. Я бился как лев, но этих гадов было человек пятнадцать. Они требуют, чтобы я отдал им героин — а также культурные ценности со всего мира. Но я молчу, как партизан. Ни слова не говорю. Значит, эти недоноски меня пытают и заставляют смотреть на это Лесбию с Кадутой — может быть, тоже голых, не знаю. Не знаю, Джон, об этом еще надо, надо подумать. И вот эти женщины, когда они видят, как я молча страдаю под пыткой, голый человек, которому они обязаны всем и который затрахал их, как никто и никогда не затрахает, то эти женщины, простые голые женщины забывают о своем соперничестве и рыдают в объятиях друг у друга. Титры.

— Лорн, — сказал я, — мне пора бежать.

Добраться до двери мне удалось только через час.

Обсуждение сценария закончилось тем, что Лорн скинул халат и со слезами на глазах поинтересовался у меня:

— Ну, разве это стариковское тело?

Я промолчал. Вообще-то, ответ был «да». Я же лишь махнул рукой и скатился по лестнице.

Открывая мне дверь, Среда улыбнулась, не разжимая губ.

— Он голый? — холодно поинтересовалась она.

— Да, голый.

— Ну сколько можно, — вздохнула Среда.

И почему все это происходит со мной, все эти ошеломительные, внезапные, несообразные, эти порнографические вещи? Что ж, наверно, когда вы порнографический по натуре человек, то порнографические вещи с вами и происходят.