Деньги

Вдохновленный на подвиги, я приступил к вторичному прочесыванию квартиры. Тень шевельнулся и негодующе вскинул голову, когда я с кошачьей грацией двинулся вынюхивать, где что плохо лежит, оценивающе зыркая по сторонам, все чувства обострены. Ведь настоящий профессионал найдет чем поживиться даже в самом цивильном гнездышке… Стопки журналов в гостиной и ванной комнате ничего не дали. Сплошной бизнес, искусство и финансы. Я, конечно, не рассчитывал на полный комплект «Орального бешенства» или «Буфериссимо», но вы даже не догадываетесь, как часто можно раскопать старенький номер «Лотарио» или «Апофеоза страсти», или хотя бы «Нюхача» или «Милочки», или, на худой конец, какой-нибудь рекламный проспект или торговый каталог с набором подштанников, коллекцией корсетов, перечнем поясов. Цокая языком, я переместился к занимавшему всю стену штабелю книжных полок, готовый выхватить цепким взглядом корешки «Женщин Нью-Йорка», «Викторианского нижнего белья», «Красоток кабаре», «В здоровом теле — здоровый дух», «Вне закона», «Бордельеро», «Шелка», «Образов» — короче, что попадется. Но не попадалось ничего — сплошная история, литература, философия, поэзия и искусство! Возмущенный, я перебрал конверты пластинок в поисках какой-нибудь аппетитно гримасничающей панкерши или знойной соул-дивы. И что я нахожу? Кучу датских пейзажей, стилизованных зверюшек и эльфов, плюс море старых нержавеющих пердунов с густой растительностью в интеллектуально вывернутых ноздрях и моржовыми бровями. Господи, куда я попал? Порывшись наверху, я раскопал старый альбом с фотографией Мартины в сплошном купальнике, гладком и блестящем, с бронзовой от загара рукой Осси, обнимающей ее за плечи; там же была карточка одной их совершенно безгрудой приятельницы, с визгом выдающей коленца в одних трусиках под струей садового шланга. Нет, не пойдет. Не знаю, как определить порнографию, — но обязательно должен быть какой-то денежный интерес. На том или другом конце. Без денежного интереса никуда. Преисполнившись мрачной решимости, я вернулся к штабелю полок, засучил рукава и взялся за дело.

Подбор необходимого занял час. Довольный проделанной работой, я совершил ошибку, решив за раз доставить всю кипу наверх, одним эпическим рывком. Все было хорошо до верхней ступеньки. Где я потерял равновесие или споткнулся, или рухнул под тяжестью моего груза. Пришел в себя я почти сразу (кажется), от того, что в лицо мне лаял Тень. Я выкарабкался из-под моей высокохудожественной лавины, а он дрожал надо мной и клацал челюстями, городской пес-спасатель. В конце концов я доставил весь комплект в спальню и разложил на кровати. Вот уж точно, мягкая эротика, подумал я, дрожащими пальцами разматывая кушак, мягче и не бывает, но что есть, то есть…

Когда все свелось к гандикапу между «La Femme au Jardin», «La Maja Desnuda» и «Aline la Mulatresse»,[37] я услышал экстатический лай Тени и поспешный стук каблучков по ступенькам. Я только и успел, что в панической судороге хлопнуться на брюхо, — и Мартина распахнула дверь, явственно обрисовалась на пороге с улыбкой до ушей. Потом я попытался представить себе, что она увидела и что подумала. Джон Сам с раскрасневшейся, но неуверенной мордой развалился на пузе, игриво выгнув ножку, и робко листает безразмерную стопку старых мастеров. Как бы то ни было, но сказала она вот что:

— Я тебя заперла. Где ключ, который я тебе давала? Ах ты обманщик. — А потом, будто осененная внезапным озарением или вспомнив давнюю решимость: — Постелишь? Я залезу пока в душ, а потом присоединюсь.

Времени было восемь часов вечера. Выходит, я все-таки надолго тогда отрубился, на лестнице. То-то мне казалось, что день сегодня слишком темный… В десять мы позвонили в кулинарию, заказали холодных закусок и белого вина. Но аппетит был ни к черту, у еды мерещился странный привкус. Вот что еще, кстати, я узнал в тот вечер, среди всего прочего. Дездемона ничего такого не делала, абсолютно. Она была верна. Она не делала ничего и никогда.

Итак, нынче я на подъеме — по крайней мере, хотелось бы надеяться. Рост пять футов десять дюймов, вес — сотня с хреном кило. И прикид вполне пижонский — мешковатый пиджак, брюки бугрятся, как переваривающий добычу удав, яркие носки и туфли черной замши, волосы неопределенного цвета зачесаны назад, морда в бисеринках пота, чешуйчатая и шелушится, морда жирного змия, способного на внезапное послушание, на внезапный бунт. И что еще? И вы тоже часть пейзажа, братишки-сестренки, среди погоды, старения и денег, среди вещей, неудержимо движущихся прочь, пока мы остаемся прежними. За рамками пейзажа только Мартина. И кто еще? Для меня в ее глазах бушует пламя. Когда мы встречаемся губами, так осторожно, так рискованно, это поцелуй жизни, поцелуй смерти — да уж, в одиночку не поцелуешься. В ее присутствии, в ее свете мне порой кажется… а вдруг, вдруг вовсе не обязательно, вдруг вовсе не обязательно так стыдиться. Задержусь ли я тут, в ее свете? Почему-то не могу поверить. А вы можете? Но черт побери, я стараюсь. Я стараюсь.