В самом начале Филдинг говорил, что нашим звездам будет предоставлено по «автократу». Я так и передал Гайленду, который заявил, что если Гопстеру дадут «автократ», то он, Лорн, не согласен на меньшее, чем «джефферсон саксес». Я передал это Гопстеру, который презрительно бросил, что будет совмещать дорогу на работу с утренней пробежкой, как всегда. Я вернулся к Лорну, который провозгласил, что будет совмещать дорогу на работу с плаванием, спринтом или тройными прыжками, пока случайно не обмолвился, что его скромные запросы вполне удовлетворил бы заурядный «тайгерфиш» или даже двухдверная крошка «маньяна». Сошлись мы все-таки на «автократе», но загвоздка была в том, что мне приходилось каждый день заезжать за Лорном в девять утра и переться восемьдесят кварталов по направлению к центру, и все это время Лорн не закрывал рта. Вскоре я выяснил, что с похмелья мне такого не потянуть. С похмелья это просто немыслимо. С каждой попыткой я все более убеждался, что это абсолютно невозможно.
В первый же день, проторчав час в пробке на Лексингтон, шофер срезал через Парк, решил попытать счастья в царстве беспредела на вестсайдских авеню. Когда Гайленд заметил вокруг зелень или отсутствие бетона (примерно на полпути), он застопорился на полуслове и вскинул стиснутый дрожащий кулак.
— Что такое, Лорн? — поинтересовался я.
Но Лорн замер, как истукан.
— Тормози, — рычаще выплюнул он, а машина тем временем выдавилась на Сентрал-парк-вест. Лорн упал на спинку, так и растекся от облегчения. — Только не через Парк, Джон, — хрипло проговорил он. — Ни в коем случае! Так ему и скажи. Сейчас пронесло, но впредь, чтобы с Гайлендом через Парк — ни в коем разе! Никогда!
А в чем, собственно, дело, поинтересовался я.
— Вертолеты, Джон, — объяснил он, уже успокоившись.
— А-га, понятно, — сказал я, и мы поехали дальше.
Но в мансарде все шло как по маслу, как по писаному. Стоило мне только понять одну поразительно простую вещь. Чего каждому из них хотелось, это сидеть целый день развесив уши и внимать беспардонной лести — согласно распорядку дифирамбов, которые Мартин вплел в ткань сценария. Целый день — это, конечно, перебор, но часик-другой — как отдай. Мне даже смутно помнилось, что какую-то такую процедуру Мартин и предлагал. Поэтому начинал я, скажем, так:
— Давид, попробуй-ка еще раз эту твою большую речь о Лорне.
А потом:
— Лорн, давай-ка опять прогоним эту твою речугу о Давиде.
И пока один разливался соловьем, другой блаженствовал. Вскоре я стал начинать с этого все репетиции, плюс опробовал схему на девочках, и с тем же успехом. Размякнув, досыта наевшись клейкой залипухи, актеры с новыми силами набрасывались на язвительный, брызжущий злобой диалог, который давал им шанс высказаться друг о друге начистоту. А высказать было что, и чем дальше, тем больше, но сценарий и это учитывал. Наши звезды стали такое выдавать!.. Особенно мальчики. «Плохие деньги» будет очень необычный фильм, что да, то да. Когда вы последний раз видели картину, где все главные персонажи были бы выставлены такими тусклыми ротозеями, такими бездумными слабаками? Вот уж реализм так реализм. Мое уважение к Мартину Эмису не знало границ.
Были, конечно, и проблемы, а чего еще ждать в городе, который весь сплошная проблема. Например, заехав к Лорну сегодня утром, я обнаружил великого человека в чем мать родила и в жестокой хандре.
— Такого с ним еще ни разу не было, — сообщила Среда, выглядевшая в прожекторах дня, как минимум, на поколение старше. — Он даже сока своего не хочет.
Неподалеку со скорбным видом маячил здоровяк Бруно. Я позвонил Филдингу, обрисовал ситуацию и сказал, чтобы тот ехал к Гопстеру с миротворческой миссией. Затем поднялся прямо к Лорну, в бордельный шик-блеск его спальни. Тот сидел нагишом на кровати, тупо уставившись в стену. Через час-другой он наконец раскололся.
— Давай без обиняков, Лорн, — сказал я ему. — Будет только легче. Давай, считай меня своим другом — и поклонником.
— Джон, дело вот в чем. Никто этого еще не знает. Ни одна живая душа, Джон, во всем мире. Кому бы это пришло в голову? Но это правда! Дело в том, Джон, и я знаю, вы никогда не поверите, но дело в том, Джон, что я очень неуверенно себя чувствую. Джон, я полный невежда. Я ничего не знаю. И потому чувствую себя очень неуверенно.
Бедняжечка, подумал я. Что бы Лорн, интересно, делал, если бы каждый день на него не сыпалось штук по тридцать? Впрочем, я знаю, что бы он делал. Бегал бы с воплями по Бродвею. Я положил руку ему на плечо. Меня вдруг осенило, что я должен сказать.
— Господи, Лорн. Если уж ты чувствуешь себя неуверенно, на что тогда надеяться нам, простым смертным?
Он поднял на меня взгляд, моргающий, нерешительный, и лицо его просветлело в мгновение ока, словно у ребенка.
— Джон, — выдохнул он через нос, — знаете что?.. Поехали снимать кино.