Прасковья Филипповна(оттолкнув за руку Ольгу). А ты не торопись, не торопись... Мы тебя сами проводим. (С неожиданной резвостью уходит в дом.)
Семен(подходит к Ольге). Что ты наделала, Оля?
Ольга. А я-то думала, ты и вправду уважаешь, любишь меня?!
Семен. Но дом-то родной... Родной мне дом?
Ольга(почти плача). Ах, Сеня, Сеня!
Входит Вербин. Увидев Ольгу и Семена, рядом стоящих, он радостно улыбается и идет к ним.
Вербин. Голубчики вы мои...
Прасковья Филипповна(открывая окно и выбрасывая во двор пальто, платок и маленький чемоданчик). Забирай свое приданое. Иди к своему деду, может, он и это пропьет!
Вербин. Чтой-то происходит здесь?!
Ольга(кинувшись к Вербину). Провожают меня отсюда, дедушка.
Прасковья Филипповна(увидев Вербина). А-а, и ты пожаловал?
Семен(кричит). Маманя! Маманя, запрещаю вам!
Прасковья Филипповна(выходя на крыльцо, Вербину). Забирай свою принцессу!
Вербин(Ольге). Правильно люди говорят — не пущай утку в чужую будку. (Прасковье Филипповне.) Ты не больно стращай нас! И на тебя управа найдется!
Прасковья Филипповна. А что мне твоя управа? Я на своем дворе, в своем доме нахожусь.
Вербин. Нехай он сгорит, твой дом!
Прасковья Филипповна(подходя к Вербину). Ты на наш дом, пьянчуга несчастный, не замахивайся! Не ты его строил, не ты камень таскал, не ты железом крышу покрывал!
Вербин. Железо-то ржавью покрылось!
Прасковья Филипповна. А у нас деньги на крышу имеются! Он германскую войну простоял, сохранил господь! И в гражданскую не затронуло... Когда прасолов из домов вытряхали — дом как каменный стоял, даром что из дерева... И в последней войне бог миловал...
Семен. Что вы, маманя, домом выхваляетесь?
Прасковья Филипповна. Я сколько лет живу — все в дом, все в дом несу, для семьи своей. Каждую щепочку, каждую копеечку — все для семьи... (Вербину.) А твоя где семья? Что ты за душой имеешь? (показывая на Ольгу.) Что скопил ты для нее? Что для жизни в подарок дал?
Ольга. Это я знаю!
Вербин. Погоди, Оленька... (Прасковье Филипповне.) Какая семья у меня? Что я скопил, интересуешься? Много скопил, рупь серебряный до сих пор храню, что на Графской пристани в Севастополе мне сам государь Николай пожаловал. Матросом был тогда, караул нес. Думал, на тот рупь дом купить — не хватило малость, думал, байду рыбачью купить — не меняли рупь... Зубы вставить хотел, — фельдфебель промахнулся, по уху целил, по зубам попал, — опять не хватило... Могу тебе рупь этот дать, пригодится, может, к твоим капиталам... А дом-то все-таки построил и байду купил... Не за рупь тот неразменный, а за доброе слово власти нашей. И жить бы мне с сыновьями, если б не война проклятая. Сыны мои, Николай и Миша, один батька, в Севастополе головы сложили не за рупь серебряный тот, а за землю свою за родную. И жить бы мне, да Олину мамку бомба фашистская осколком убила... Мне локти ломали — слова из меня не выжали. Мне руки выкручивали — стона не услышали от рыбака старого... А внучке своей я в подарок принес душу, корыстью не тронутую, глаза, вперед смело смотрящие, и руки работящие... А ты хочешь комсомолку ленинскую в рабыни записать?! Идем, Ольга... Нехай их дом как репей в чистом поле стоит! Идем! (Подхватив чемоданчик и пальто Ольги, обняв Ольгу, быстро уходит с ней.)
Семен бросается им вслед.
Прасковья Филипповна. Остановись, Семен!
Семен(остановившись). Что вы наделали? Что наделали?!
Прасковья Филипповна. Не пара она тебе! За душой копейки нет.
Семен. А вы за копейку душу свою продаете! Вижу я, чем живете с братом! Думаете, слепой я? В море ухожу часто — слепой?
Прасковья Филипповна. Что ты говоришь такое?
Семен. И меня на нечестный путь хотите поставить?
Прасковья Филипповна. В рыбачью семью вернуть хочу тебя.
Семен. В рыбачью? Не рыбачья это семья, которая чужое добро ворует! Маманя, скажите Василию, чтобы прекратил он браконьерство свое, вы над ним власть имеете.
Прасковья Филипповна. Имела бы власть над вами — в послушании бы ты был у матери, а то в мотористы подался, рабочим заделался.
Семен. Рабочим! Я честно хочу смотреть людям в глаза.
Прасковья Филипповна. Ты что же, матерь свою нечестностью попрекаешь? На мать руку подымаешь?