– Хорошо, бери пакеты. – Ты ведь вечером встретишь нас?
– Несомненно, карета, то бишь лимузин, будет подана в назначенный час! – одобрительно заверил он, светясь по-прежнему сильной любовью.
– Отлично! – обрадовалась Полина, и поднявшись к себе на этаж, поцеловала его, исчезая за дверью.
47
Вечерело, дул сокровенный умиротворяющий ветер, захватывающе дотлевал закат в стиле «маджента», манил натуральными красками, и угасающие сумерки покоряли дурманящей красотой.
Автомобиль подъехал к служебному входу бара «Птичий остров». Девушки высыпались на улицу. Максим, провожая Полину, заключил ее в объятия и ласково ворковал.
– Я пошла, Макс, встретимся внутри, – спешила Поли.
Но, Максим вроде и не держал ее, но никак не хотел и отпускать, ведь некая перспектива расставания тяготила их обоих.
– Пока! – попрощался все же Макс и направился к лимузину, не подозревая, что коварный Фараончик уже следит за ним, за каждым его шагом. Да подельника приобщил шпионить за ним – Леопольда, вызнавая у него «кто такой на крутых колесах?», чем занимается, где работает, откуда деньги берет.
А Леопольд-бедняга с дрожащими коленками, мужественно отрицал, что знает этого «типа», и даже имя не выдал. Собственно администратор и на самом деле ничего не знал о Максе, кроме как, что тот разбрасывается деньгами с широченной душой, не скуп на чаевые и богато одаривает танцовщиц разными приятными сюрпризами.
– Смотри мне в глаза! – приказал Фараончик, упершись в Леопольда тяжелым, черным взглядом хищника. – Я никому не позволю вредить моему бизнесу! – закричал он, небеспочвенно. За последнее время некоторые из его кредиторов, стали расплачиваться с ним по закладным бумагам, со всеми вытекающими процентами. Его финансовый контроль над городом тлел и ослабевал. И чуял он острым нюхом, что в финансовых чертыханьях виноват неизвестно откуда взявшийся ухажер Полины, который мог и должок самой Полины выкупить вместе с танцовщицами, и тогда исчезнет шоу, а его бар «Птичий остров» перестанет иметь успех!
– Я вычислю этого ублюдка, и заставлю его жевать – его же собственные деньги! – угрожал Фараончик губастому Леопольду, который здесь был ни при чем. «И не враг ему был Макс, и не друг». Хороший клиент – на вес золота!
А Фараончик взбил на своей голове модную челку, и остыв, запросто распорядился:
– Можешь идти, – разрешил он Леопольду, обратившись потом к начальнику своей охраны: – немедленно разузнать всю подноготную завезшейся крысы на борту танцовщиц, и доложить мне! – скомандовал он со злющими глазами, собрав на лбу некрасивые складки кожи.
– Узнаем босс! Сделаем!
– Нечистые дела завелись! – прошептал он себе под нос, спускаясь в зал, следить оттуда за ухажером Полины.
48
Почти после недельного перерыва, девочки блистательно выступили. В зале царил аншлаг; громкие овации, и единодушная просьба зрителей выйти на бис. Ошеломляющий успех танцевального номера. Сцену закидали цветами. А танцовщицы были в восторге! Они в этот вечер чувствовали себя настоящими звездами!
Фараончик незаметно проследил за ухажером Полины: «вот подошел Леопольд с глубоким черным цилиндром к столику № 10, и спонсор бросил туда увесистую пачку денег. Администратор заулыбался, сказал спасибо и удалился».
Ничего такого, но Фараончик усмотрел в глазах Леопольда нескрываемую симпатию к этому «типу», а значит соврал он ему, и имя – ухажера знает как свое, ведь именно для этого ведутся администратором учетные VIP – книги. А врунов он – ой, как не любил!
Стояла глубокая ночь, но Фараончику (Виталию Ростиславовичу) не спалось. Он частенько проводил ночи в своем офисе, поудобнее устроившись на своем любимом кожаном кресле с высоким подголовником.
На днях ему приснилась мама. Во сне просила ей дать немного денег, а он лишь осмеял ее в лицо. И давно не видевший с ней, пребывал без понятий – как она и чего.
Сколько помнил себя Фараончик ребенком, она никогда его не баловала. И с какой бы настойчивостью он не просил, умоляя на коленях купить ему понравившуюся игрушку, исход был один:
«– Вырастешь, заработаешь и купишь себе сам!»
А он и рос, годами сглатывая по ночам обреченные слезы из-за не мысленного равнодушия матери, которая то и делала, что покупала обнову одной себе, а ему доставались обноски, что отдавала соседка, после своего младшего сына. Затхлое тряпье, в пятнах и дырках, но мать непреклонно заставляла его одевать эти вещи. Так и с игрушками. Унизительно прося у друзей дать ему поиграть в новую, забавную игрушку, купленную им ихними родителями, ребята смеялись над ним и дразнили его – нищебродом.
Налившись краской внутреннего гнева, он тщательно скрывал свою злость и ненависть ко всем друзьям и недругам.
Впрочем, первых у него не было. Те, кто с ним поддерживал дружбу, думали так, что они приходятся ему друзьями, но не знали, что он общается с ними только для вида, напоказ, а вторых с возрастом стало – полно!