День, в который…

Бутылку он, косясь в темноте на командора, все же вновь ощупью пристроил на полу под койкой — должно быть, это была уже привычка. Завалившись под бок к Норрингтону, поворочался, поерзал, утянул на себя одеяло — и преспокойно уснул, вопреки всем канонам сентиментальных романов.

Бедняга командор в конце концов задремал, кое-как укрывшись мундиром.

…На сей раз он проснулся от грохота. Вскочил; наверху что-то трещало и рушилось, в грохоте тонули топот и брань. Было уже светло, за окном клубился туман. На баке зазвонил судовой колокол. С другой стороны постели скатился Воробей — прыгая на одной ноге, натягивал сапоги.

Вдалеке громом раскатился звук пушечного залпа, налетел свист, — одно ядро с плеском упало в воду за кормой, обрызгав стекла в окне, зато другое попало в цель — «Жемчужина» вздрогнула от удара (в правый борт, где-то наверху), нового треска и грохота. Все тряслось, с потолка сыпался сор…

И тут в коридоре простучали шаги, и в дверь заколотили — судя по всему, кулаками и башмаками.

— Капитан! На нас напали! Капитан, вставай!

…Из каюты командор выскочил вслед за Воробьем — и вслед за ним вылез на верхнюю палубу, хотя его туда, собственно, никто не звал.

Туман висел над морем, и уже в десяти ярдах ничего нельзя было рассмотреть. Пираты тащили по палубе мешки с песком — посыпали мокрые и скользкие от росы доски; другие, напротив, обливали водой — паруса, борта, снасти; над палубой натягивали сети для защиты от падающих обломков рангоута.

— Там! — взъерошенный Гиббс, не обращая на Норрингтона внимания, сунул своему капитану подзорную трубу, ткнул грязным волосатым пальцем куда-то в туман. — Справа по курсу…

Туман осветился оранжевой вспышкой — и лишь потом донесся грохот.

— Ложись! — заорали все трое хором, проявив совершенно неожиданное единодушие.

Повалились все, находившиеся на палубе.

Даже про себя командор предпочел не формулировать, какая сила заставила его упасть на Воробья. Ядро пробило фальшборт, в клубах пыли на спины и головы обрушился шквал щепок и обломков. Норрингтон прикрывал голову руками — задело по пальцам, больно садануло по плечу…

В пыли чихали и кашляли. Держась за горло, он закашлялся; сполз с пирата, сел. В горле першило. Вокруг, бранясь, поднимались матросы. Воробей, стоя на четвереньках, глянул на командора с очень искренним изумлением.

— Испанцы… — сипло пробормотал Гиббс, и все обернулись.

Высокий силуэт вражеского фрегата наконец проступил в тумане. Ветер нес туман и дым, и корабль то возникал весь, от ватерлинии до верхушек мачт, то вновь заволакивался клубящейся мутью. Полоскалось по ветру полотнище флага. «Испанец» размерами заметно превосходил «Жемчужину» и нес не менее шестидесяти пушек, — что не помешало Воробью громко возмутиться столь вопиющим нарушением правил игры. Напасть на пиратов!..

Маневрируя, фрегат ненадолго повернулся к «Жемчужине» кормой, дав возможность прочитать название золотыми буквами: «Вирхен дель Парраль», «Дева Виноградница». У поручней на юте Воробей, нахмурившись и шевеля губами, прочитал, — блеснул зубами:

— О, «Девчонка из виноградника»!.. Чудное название!

Норрингтон, торчавший за его плечом (он просто не знал, куда еще деваться), не выдержал — рассмеялся.

…Воробей, впрочем, сделал смелый ход — увидав, что фрегат поднимает и опускает фор-марсель, что было требованием лечь в дрейф, он приказал положить руль на ветер, развернув «Жемчужину» бортом к противнику, и в самом деле положил ее в дрейф поперек его курса. Оказавшись на траверсе «Жемчужины» и подойдя поближе, «испанец» получил бы полный бортовой залп почти в упор. Но уж тут пиратам не повезло просто фатально.

Фрегат приближался — вырастал из дыма и тумана, со скрипом блоков, хлопаньем парусов и плеском воды о форштевень; из-под бушприта глядела слепыми деревянными глазами золоченая статуя. Воробей проорал команду, торчавший рядом коренастый и носатый, с головой, обвязанной полосатым платком пират свистнул в дудку. Стало тихо. По ветру плыл едкий дым, хлюпала за бортом вода. С вантов капало.

И палуба сотряслась от грохота залпа, от частой очереди ударов, простучавших в палубу снизу… И от воплей. (Потом оказалось, что при залпе разорвало две пушки, и иные из чугунных осколков пробили верхнюю палубу почти насквозь.) Из пятнадцати орудий выстрелили всего четыре, да и те ядра упали в воду, не долетев до врага. «Черная жемчужина» упустила свой последний шанс.

Дымная пелена висела между кораблями. Внизу, на гандеке, орали. Вокруг орали тоже. Выскочивший на верхнюю палубу главный канонир, размазывая слезы от дыма по закопченной небритой морде, клялся, что порох отсырел, хотя, Бог и все морские дьяволы свидетели, отсыреть ему было вовсе не с чего, а пушки были в отличном состоянии, и он, главный канонир, сам ничего не понимает, а кто понимает, тот пусть скажет, а только они на гандеке сделали все, что могли, но теперь все равно всем конец…