Сазонов с шумом выдохнул через зубы.
— Понимаю. Заодно свели личные счёты. Вам хотелось, чтоб Бекетова казнили. А за двойное убийство, без взрыва в «Заряне», ему запросто ограничились бы пожизненным. Настоящие виновники на свободе?
— Нет. В могиле. Взрыв устроили родные брат и сестра — Игорь Павлович Томашевич и Инга Павловна Дауканте.
— Но Инга…
— Сменила фамилию, когда её брата посадили за убийство по малолетке. Взяла материнскую, литовскую, таким нехитрым способом обвела вокруг пальца расследовавших нападение на «Приор» и линию Томашевича. Проверяли его связи на свободе, на зоне, а родственниками в Пуховичах не особо утруждались: отец-алкоголик, больная мать, сестра куда-то съехала и под фамилией Томашевич не обнаружена. Я бы, наверно, тоже лоханулся.
Сазонов начал успокаиваться. На лбу разгладилась складка. Он чуть распустил галстук, стискивавший ворот белой сорочки с короткими рукавами.
— Понятно. Теперь расскажите подробнее.
— Охотно. Только вы уверены, что кабинет не прослушивается?
— Уверен. А если разговор бы и писался, вы уже наговорили себе на статью. Которую, впрочем, никто не предъявит, скандал нам не нужен. Итак?..
— Всё началось с мобильных телефонов…
Лёха погрузился в воспоминания полугодовой давности.
…В Минск приехала мама Инги, не старая, до шестидесяти, но совершенно седая и какая-то внутренне выгоревшая женщина с бледным лицом, слезящимися глазами и узловатыми руками — пальцы на них не разгибались полностью. Чёрный платок был потёртый, носился не только по случаю траура, да и пальто свидетельствовало о нужде. Сходства с яркой, сексуальной внешностью дочери не прослеживалось ни малейшего.
Первым делом Лёха отправился с ней на Калиновского — отдать вещи погибшей, не изъятые в качестве вещдоков. Печати на двери квартиры оказались сорванные, в неё без малейшего смущения заселилась Элеонора, воспользовавшись ключом, полученным от Бекетова ещё при жизни Инги. Оперу пришлось срочно запрашивать протокол осмотра квартиры: «преемница» бесцеремонно присвоила украшения и дорогие безделушки предшественницы.
Выселяться она категорически отказалась: квартира принадлежит Бекетову, он разрешил пользоваться.
— У тебя три варианта, дорогуша! Первый — я задерживаю тебя на пятнадцать суток за самоуправный срыв печати и заселение в квартиру, находящуюся под арестом имущества обвиняемого. Второй хуже. Присвоение золотых часов Инги тянет года на три как хищение, тут сутками не отделаешься.
— А третий вариант? — наглость блондинки растворилась на глазах.
— Ты отдаёшь мне ключ и молча выметаешься в течение пяти минут.
Возможно, Вася Трамвай, запавший на длинноногую модель ещё с фаер-шоу, предложил бы четвёртый вариант, но девушке пришлось удовлетвориться третьим.
— …Тогда я и обратил внимание на телефоны, — Лёха вытащил свой смарт и показал Сазонову организацию памяти. — По умолчанию, труба пишет номера в накопитель самого аппарата и на SIM-карту. В общем, сколько мне их не попадалось в руки, если пользованные — в памяти телефона что-нибудь наверняка сохранилось. Второй момент: две дешёвых трубы, одна марки «Сименс» две тысячи лохматого года, второй чуть новее, двухсимочный. Инга носила «айфон». Итого места на четыре симки. Зачем? У нас всего три оператора GSM-связи.
— Занятно. Но ещё ничего не доказывает.
— Не доказывает. Но у меня зашевелились первые неясные сомнения. Копеечные аппараты без симок обычно держат, чтоб воткнуть иностранную карту ради единственного разговора в роуминге и выбросить. Зачем такие детективные хитрости Инге, если она ни в чём не была замешана?
— Продолжайте. Как вы узнали о её родстве с Томашевичем.
— Повёз маму убитой в морг на Кижеватова. Забавно, водитель Бекетова по имени Шурик катал меня ещё две недели, пока не окончились деньги на топливной карточке — от хозяина не поступила команда «отбой»…
…И увидел: в морге на лабораторном столе лежала не она! В душе всколыхнулась абсурдная надежда: сюда увезли труп другой девушки, а Инга жива, скрывается!
Хрупкую конструкцию надежды разъела кислота разочарования. Всё же она… Маленький, чуть вздёрнутый нос. Те же пухлые губы, только прозрачно-бледные. Волосы собраны плотно, а не лежат пушистыми волнами. Глаза другие, точнее их совсем нет. Веки опущены, без густого тона теней. Краска с ресниц частью размазана, частью исчезла, когда труп обмывали. Вот и исчезли глаза…
Женщина дёрнулась к дочери, но Лёха её удержал. Ещё съедет простыня, а там чернеет грубо зашитый шов от грудины до лобка. И черепная коробка вскрыта, кость свода черепа возвращена, но может отвалиться.
Это не Инга. Только её тело, проданное в пользование убийце. Она сама с её действиями, мыслями, словами, разочарованиями бесконечно далеко. Той Инги больше нет и не будет…
Потом начались вопросы с подтверждением родства для выдачи тела. Фамилия усопшей и её матери оказались разными. Тогда и выплыли подробности, что были под носом, но никто не обратил внимания.