Чертков что-то промямлил вслед, но подполковник его уже не слушал, хлопнув дверью.
Квартиру Васильевых долго искать не пришлось, благо, что хрущевка, в которой они жили, была неподалеку от частных застроек.
Дверь открыла опирающаяся на клюку полуглухая старушка, и Кожемякин ей долго втолковывал, кто он и кого ищет.
Старуха его так и не поняла, слабым голосом позвала во влажный полутемный коридор:
— Галя… наверное к тебе.
Вышла сухая, седеющая женщина и, выслушав, пригласила пройти.
— Вы мать Геннадия? — спросил Кожемякин, оказавшись с ней наедине в комнате.
— Да, — кивнула она. — Остались теперь вдвоем с бабушкой. Доживаем свой век…
Васильева была еще не так стара, как казалась внешне. Возможно, горе с сыном окончательно подорвало ее, возложив на строгое лицо несмываемую печать печали.
— Заранее прошу прощения за возможную бестактность. Отчего умер Геннадий?
— Передозировка… Наркотики стали бичом молодежи. Друзья начали колоться, и он не отставал.
— И он не пробовал лечиться?
— Пытался, да что толку. В наше время не человек формирует общество, а общество человека. Друзья-то прежние; глядя на них, снова втягивался… Может чаю попьете? — спохватившись, предложила она.
— Извините, я всего на минуту. Просто хотелось уточнить кое-какие моменты… Он вещи из дома продавал?
Васильева провела ладонью по глазам, вытирая слезу.
— Продавал, — глотая звуки, выдавила из себя. — Магнитофон унес, потом ковер со стены снял. Все таскал на базар, торгаши скупали за копейки…
— А паспорт?
— Паспорт? — сразу не поняла она. — Паспорт… Не было паспорта… Когда Геночка… — Васильева глубоко вздохнула, словно ей не хватало воздуха, и произнесла с болью, — умер, в морге потребовали его документы. Иначе свидетельство о смерти не выписывали. Всю квартиру перевернула, так и не нашла. Пришлось в милиции брать справку.
— А куда он мог его задевать, не знаете?
Она недоуменно посмотрела в глаза Кожемякину.
— Не знаю, и спросить уже не с кого. На рынок, наверное… Продал, или поменял на наркотики…
«Опять рынок, — мыслил Кожемякин, выйдя из подъезда, — пора наведаться, разворотить осиное гнездо. Да заодно этого Реваза прощупать. Сдается мне, встреча будет не лишней».
После обеда, проигнорировав очередь в приемной, Кожемякин пробился к начальнику районного управления внутренних дел…
— Рынок на Толбухина у меня как бельмо в глазу. Киоски, скупка краденого, наркотики. Рядом пивная. Отсюда драки, поножовщина… На твоего Реваза имеется оперативная информация. Криминальным бизнесом занимается, но так, по мелочи. Пока нет резона браться за него всерьез.
— Разговора с ним по душам не выйдет, — сказал Кожемякин. — Но и время не терпит пустое вранье выслушивать. Как бы его ущучить, чтобы сразу вывести на откровенность?
Полковник милиции задумался:
— Как, говоришь? Могу тебе дать хорошего опера в сопровождающие, только… мне кажется зря. Замкнется, чего доброго, и вообще откажется от сотрудничества. А если… — Он улыбнулся, и задорные искорки сверкнули в его глазах. — У него четыре киосков на рынке. А при желании можно у любого торговца недостатки выявить. Вот что…
Он набрал телефонный номер и коротко приказал в трубку:
— Серова ко мне. Немедленно.
Автопатруль вневедомственной охраны высадил Кожемякина и оперуполномоченного ОБЭПа Серова, не доезжая рынка.
Серов, коренастый малый в буклерованном пиджаке, размашисто шагал к коммерческим киоскам, и на ходу получал последние инструкции подполковника.
— Твоя задача: любыми способами попасть в киоск Реваза и зацепиться хоть за что-нибудь. Ты же специалист…
— Не переживайте. Не первый год в милиции…
Подойдя к крайнему киоску, Серов небрежно сунул в окошко деньги и затребовал пиво.
Продавец ссыпала на тарелку сдачу и подала запотевшую бутылку. Как ни в чем не бывало, оперативник пиво забрал и, подождав, снова склонился к окну.
— Не понял, девушка, а где чек?
Ответом стало гробовое молчание.
— Так где же чек? — грозно вопросил Серов.
— Киоск не работает, — ответил изнутри несмелый женский голос.
Оконце закрылось, и на стекле появилась картонка с коряво выведенной надписью: «Не работает».
— Откройте! — постучал он по стеклу.
Торговка справа, укрывавшаяся от солнца под громадным зонтиком, возмутилась:
— Чего докопался? Иди, пока милицию не вызвали.
Серов и не думал уходить, и, для большего шума, затарабанил кулаками по железной двери киоска.
— Верните деньги, пиво просрочено!..
Шум поднялся нешуточный. Из киосков высовывались встревоженные продавцы. Спешил к нарушителю спокойствия малорослый, кривоногий кавказец в белой рубахе с засученными рукавами.
— Пошел прочь отсюда! — накинулся он на Серова, брызжа слюной.
— Ты хозяин? — не теряя спокойствия, уточнил опер.
— Ну я! Ка…
Кавказец захлебнулся слюной, увидев перед глазами раскрытые красные корочки.
— Приехал, дорогой? Открывай заведение, проверим твой кассовый аппарат.
Реваз сдулся, хотел что-то сказать в оправдание, но Серов его жестко подстегнул:
— Давай скорее!
После раздосадованного пинка в дверь, она открылась. Убрав с пути владельца, оперативник прошел в заставленное ящиками помещение и присвистнул: