День крысы

— Понимаю, — согласился я.

— Хорошо, что понимаешь. Каждый вечер, как жара спадёт, игра. В кошки-мышки! Так что, дорогой, быть тебе всегда мышкой. Потом, может, посмотрим на твоё поведение, а пока так! Лучше бы ты пришёл сразу, было бы по-честному. Да ещё Пашку прибил. Выходит, напросился. Верно?

— Верно, — согласился я. — А что с мышкой делают, когда изловят?

— Узнаешь.

Он ухмыльнулся.

— Любишь прятаться, да? Тебе понравится играть. Но это чуть позже. А пока — на новенького, как полагается! — И он кивнул своим шестёркам: — Разденьте его. И постройте, как надо.

Тьфу ты, что за мерзкий мирок.

А Серёга переплюнул баб. Или нет? В любом случае, он старался. Ненавижу таких кругленьких, зажравшихся. Ненавижу геев. А уж сытеньких гомиков…

Я улыбнулся как можно ехиднее.

— Ну, ты даёшь, гей-Сергей, — сказал я. И пацана ты, значит, оприходовал. И всё тебе мало. Гигант!

— Какого пацана? — рассеянно удивился он. — Да вы не стойте, работайте… Развесили уши.

— Костика. Художника.

Картинка моего появления здесь сложилась, наконец, чётко. Стало понятно, и при чём тут Костик, и Анина истерика. Вот только я забыл в тот момент, что в этой реальности я только сейчас здесь появился. Значит, Сергей про Костика не знает. Ведь это я ему и наболтал. А уже за это меня…

— Художник есть, — прервал мои злые мысли один из шестёрок. — Каждое утро новую стенку малюет. Пацан, говоришь? Его бабы прячут, что ли? Нехорошо. Его в крайнем подъезде надо искать, если так. Проверить, Серёга?

— Там? — Сергей уставился на меня, как красный командир на допросе фашиста. Тьфу.

— Я про этого пацана, — ткнул я наугад в одного из Серёгиных подпевал, помоложе. — Он у тебя и впрямь художник. Просто чувствую, как у меня на морде шедевр проступает.

Серёга отвернулся, как от ребёнка, который пристаёт не вовремя.

— Проверь, Илья.

Вот и готово, наболтал. Хотя, если вспомнить, какое паскудство сотворили со мной Аня со товарищи, то не очень-то и хочется её выручать. Пусть даже она этого пока как бы не делала. Не говорите мне, что человека делает выбор. Человек делает выбор.

Вот только, когда в комнате появился ведомый Ильёй Костик и встрёпанная Аня, которую без видимых усилий отталкивали в сторону два бугая, мне стало совсем гадко. Не потому, что жалко их. Не люблю я таких Серёг, я же говорил.

— Не боись, Анька. Всё назавтра у него зарастёт, — деловито сказал Сергей. — А ты молодец. Ну пошли, давай подставляйся, первый кнут доносчику.

Меня опять скрутили сразу двое… нет, всё-таки один. Не разбирая, что изменилось, я сумел вывернуться и пустить в дело честный удар в подбородок. Тогда уже увидел, как Аня стукает по темечку одного из своих бугаёв — они, видно, не вовремя на меня отвлеклись. Второго бугая она уже стукнула. Столешницей журнального столика. Плохая мебель раньше была, но крепкая.

Ну как в кино, прям.

— Ты так и не понял, дурачок. Разве девчата тебя не просветили? Тут ведь и пытка может быть бесконечной. Каждый день заново, со свежими силами…

Это Серёга выступил. Языком он болтал, а времени не терял. Я ушёл от удара только потому, что вдруг всплыли в памяти слова «если бы знал, что Сергей левша…» С левшами так, с ними аккуратно надо. На меня кинулись опомнившиеся ребята. Не как в кино — по одному, а разом! Я отскочил, чтобы не мешать им толкаться, и дотянулся до своего лома.

Дальше было быстро, шумно и невразумительно. Я пел «Против лома нет приёма» на мотив «По долинам и по взгорьям». Не потому, что слова хорошо ложились, но песня эта упорно вертелась в голове, ассоциируясь с семидесятыми, моим детством. Временами изображал геликоптер, вращая лом. Ужасно мешалась Аня, крутилась под ногами, махала уже не спинкой кровати, а какой-то железякой, и очень противно визжала. Мы пробились из дома во двор и добрались до соседнего дома.

Мы пробились, но нам, очевидно, просто позволили это сделать. Решили, что торопиться некуда. Да и мне было ясно, что рано или поздно меня одолеют, что сопротивляться бессмысленно и неразумно. Не зря Серёга про пытки говорил, и меня ждёт очень насыщенная жизнь. Но об этом подумать я ещё успею. А вот так просто сдаться не могу. Это было бы не интересно.

В результате мы оказались на крыше. Пустой, покрытой толем, фактически без ограждения — вот родители-то не знали в своё время, где мы шастаем. Здесь было хорошо видно, как сходятся стены света. С одной стороны стена круто входит в угол дома, с другой — идёт вдоль краешка крыши, и тоже проходит через угол здания. И обе линии в этом месте выгибались, как если бы тело рыбки готовилось перейти в её хвост. Что, если попробовать пройти между стенами и пробраться в этот «хвост»? Внизу мешает стенка дома — не светящаяся, а кирпичная, а здесь виден только край крыши, дальше слепящий свет. Но я-то знаю, что там, за краем, не пропасть, а ещё одна крыша, метра на два ниже! Вплотную к дому пристроен ещё один. Я вырос в этом районе, я помню.