День карапузов

– А где еще? Самое удобное место для клада – подвал, – важно объяснил Покровский. – Мы же говорим не о пиратских нычках на необитаемых островах. Уважающий себя купеческий клад должен быть спрятан так, чтобы им было удобно пользоваться. Взял горсть монет, положил горсть монет – вроде как в сейф. Опять же – пока ты копаешь у себя в подвале, никто тебя не увидит. А идти с деньгами в лес, так вся улица будет кричать: «Почтенный Юсуф, куда вы идете с кувшином монет и лопатой? Не помочь ли вам?»

Папа Гаврилов заинтересованно слушал, шевеля в ботинках замерзшими пальцами.

– И что? Купцы потом не вытаскивали свои клады? – спросил он с сомнением.

– Кто-то, конечно, вытаскивал, тратил или передавал по наследству. А кто-то был одинокий скряга. Или другой вариант. На город напали, купец погиб и не успел ничего никому сказать. Дом сгорел и завалился. Город зарос лесом и травой. А где-то там, под корнями, до сих пор лежит темная двухведерная амфора из-под пшеницы, полная золотых и серебряных монет, – сказал Покровский с такой убежденностью, будто находил такие амфоры десятками. Он даже пальцем по воздуху провел, точно ощупывая длинную трещину в этой самой амфоре.

– Ну а ты-то сам находил? – спросил папа Гаврилов.

– Нет пока! – горько произнес Покровский и с глубокой обидой уставился на свой миноискатель. – Он у меня слабенький, чтобы что-то серьезное искать. Приходится ограничиваться песком… Но и тут немало монет. За все годы кораблей наразбивало в шторма о-го-ого, бухта мелкая, и постепенно монеты вымывает из песка на берег. А уж осколков хлебных амфор – только разгребай. Море вообще исторгает из себя все лишнее, все не свое.

– Костя замерз! Пошли, а? – жалобно крикнула мама, у которой был уже совершенно сизый от холода нос.

Папа впрягся в коляску, и Гавриловы продолжили свое путешествие вдоль моря. Вика держала в руках подкову, разглядывая ее с нерешительной радостью. Они прошли по пляжу метров сто, когда услышали, что их кто-то догоняет. Это был Покровский, несущий в руке нечто извлеченное из сумки.

– Погоди! Это тебе! – крикнул он Любе и положил ей что-то на ладонь. Это было небольшое серебряное солнце, потемневшее от воды.

– Вчера нашел. С цепочки у кого-то сорвалось! Его надо отчистить, и будет отлично!

«Мышиная девушка» посмотрела на солнце, лежащее у нее на ладони:

– Ну так отчисти!

Покровский стал тереть солнце тряпочкой, и тер его до тех пор, пока украшение не засияло.

– Готово? – спросила Люба. – Оно теперь мое? Могу делать все, что захочу?

Покровский кивнул.

– Отлично!

Люба погладила солнце пальцем, шагнула к воде и запустила его блинчиком. Серебряное солнце сверкнуло, дважды отпрыгнуло от воды и исчезло.

– Сам разрешил! Никто тебя за язык не тянул! Мое – значит мое! – сказала Люба.

– Почему? – жалобно спросил Покровский.

– А так просто! – пожала она плечами и пошла дальше, а Покровский с открытым ртом стоял и смотрел ей вслед.

Алена бежала впереди нее, с любопытством заглядывая ей в лицо.

– А это правда, что Покровский когда-то был в тебя влюблен, а потом еще в кого-то влюбился? – спросила она.

– Откуда ты знаешь?

– Мне Катя сказала!

– Глупости! – буркнула Люба, отворачиваясь. – Нечего сплетни передавать. Он с ней только танцевал целый вечер, но я никому предательства не прощаю!

– А я думала, только наш Петя мозгокрут! – сказала Алена с восторгом.

Глава вторая Правильная бабушка

– У них мама критик. Это очень сложно быть критиком.

– Почему?

– Потому что нужно все время писать в Интернете, что ты с чем-то не согласен. Ты вот ночью спишь, а их мама пишет, хотя ей, между прочим, тоже спать хочется!

Саша

Гавриловы возвращаются домой. Вот уже и улица-«восьмерка». Чернеют впереди ворота. Бегут встречать их собаки Табуретка, Мальчик и Малыш. Мальчик, как обычно, хрипло лает – это одиночное, страшное, практически львиное взрыкивание – и бросается в атаку, но шагах в двадцати всегда узнает, останавливается и со смущенным видом отворачивает в кусты, где и укладывается на землю. Табуретка же и Мальчик долго не могут успокоиться. Все бегут рядом, вертятся, лают. Потом замолкает и Мальчик, и брешет одна только Табуретка. Склочно брешет, визгливо, точно старая торговка, поругавшаяся с покупателем. Уже и покупатель давно ушел, а она все не может успокоиться.

Правда, сегодня полаять Табуретке не удалось.

– Руки вверх! – сказала Катя, и визгливая Табуретка тотчас завалилась на спину, подставив ей свой грязный живот.

Открыв ворота, Гавриловы обнаружили, что на перилах висит полосатый половик, рядом стоит выбивалка, а все животные выкинуты на улицу и попрошайнически сидят перед дверью, ожидая момента, когда можно будет юркнуть обратно.

– Кто-то проник в наш дом! Какие-то жулики! – сказал Петя, созерцая штабель клеток, в которых прыгали крысы и зарывались в опилки хомяки.