День исповеди

Вымыв руки и переодевшись в чистый халат, она решила достать газету и поднести ее вплотную к пациенту. Чтобы повнимательнее присмотреться к фотографии и понять, есть сходство или нет. Но тут ее позвал с лестницы Марко, и ей пришлось временно отказаться от своего намерения. Убрав газету на место, она закрыла чемодан и вышла узнать, что ему нужно.

А сейчас Марко и Пьетро гуляли во дворе, а Лука спал. Самое подходящее время.

Когда она подошла, Майкл Роарк все так же сидел спиной к ней и глядел в окно. Подойдя вплотную, она поднесла газету с фотографией отца Дэниела Аддисона почти к лицу пациента. Конечно, бинты сильно мешали, к тому же Майкл Роарк зарос густой щетиной, тогда как отец Дэниел на фотографии был чисто выбрит, но… но форма лба, скул, носа, общие очертания…

Неожиданно Майкл Роарк повернул голову и посмотрел ей прямо в лицо. Елена от неожиданности отскочила и попыталась спрятать газету за спину. Несколько долгих мгновений он пристально всматривался в глаза Елены, и она нисколько не сомневалась в том, что он отлично понял, чем она сейчас занималась. А потом он медленно приоткрыл рот.

— В-ва-ах-ды, — хрипло, с величайшим трудом выдавил он. — В-ва-аахх-ды…

49

Рим, то же время

Черт возьми, сколько раз Роскани решал, что сейчас же, немедленно бросает курить?! Но в этот день, в семь утра, он с необычайной остротой почувствовал, что дошел до ручки, смял в пепельнице недокуренную сигарету и твердо заявил самому себе, что больше не курит. К каким только ухищрениям он не прибегал с той минуты, чтобы чем-то заменить табак. Кофе, жевательная резинка, печенье. Снова кофе, снова резинка. На данный момент он спасался шоколадным мороженым «желато» в вафельном рожке и, надеясь, что оно к тому же поможет преодолеть июльскую жару, поглощал его, продираясь сквозь толпу на пути в Questura, слизывая с пальцев сладкие потеки. Но ни тающее «желато», ни непривычно долгое отсутствие никотина не могли отвлечь его от одной мысли — о пропавшем пистолете марки «ллама» с навинченным на ствол глушителем.

Пистолет возник в его мыслях среди ночи и не дал ему вновь заснуть до самого утра. С утра Роскани прежде всего изучил бланк «Передачи вещественных доказательств», подписанный Пио и Яковом Фарелом на той самой ферме, где Фарел отдал Пио пистолет, найденный на месте гибели ассизского автобуса. Все оформлено правильно и законно. Отсюда следовало, что пистолет определенно был у Пио и, после того как его убили, исчез вместе с Гарри Аддисоном. Но это относилось к обычной розыскной рутине, и не эта мысль разбудила Роскани среди ночи и терзала по сей момент. До минувшей ночи он был уверен, что «ллама» испанского производства принадлежал отцу Дэниелу и служил несомненным доказательством связи между ним и покойным испанским коммунистом Мигелем Валера, на которого была возложена вина за убийство кардинала-викария Рима.

Но — вот какая штука! — что, если пистолет принадлежал вовсе не отцу Дэниелу, а совсем другому человеку, ехавшему в этом же автобусе? Оказавшемуся там для того, чтобы убить священника. В таком случае все переворачивалось с ног на голову, и полиция должна была расследовать не одно, а два преступления: террористический акт со взрывом автобуса и покушение на убийство священника.

23 часа 30 минут

Знойно и душно. Жара, начавшая усиливаться еще на прошлой неделе, никак не хотела ослабевать, и даже в этот поздний час температура не опустилась ниже двадцати восьми градусов.

В поисках хоть какого-то облегчения кардинал Марчиано сменил шерстяное облачение на легкие светлые брюки и рубашку с короткими рукавами и спустился в маленький внутренний двор, где, как он надеялся, дуновение ветерка немного улучшит его настроение.

Свет, падавший из окна его библиотеки, освещал помидоры и перцы, которые он посадил в конце апреля. Плоды уже не только покраснели, но и почти созрели. Раньше времени — из-за жары. Нельзя сказать, чтобы это произошло неожиданно. Как-никак стоял июль, а в июле обычно бывает жарко. Марчиано на несколько секунд забылся и даже улыбнулся, вспомнив маленький двухэтажный сельский дом, в котором рос в обществе родителей, четверых братьев и трех сестер. Летняя жара ассоциировалась прежде всего с двумя вещами — с чрезвычайно долгими днями, когда вся семья поднималась до рассвета и дотемна работала на полях, и еще с немыслимым количеством скорпионов. Выметать их из дому приходилось по два-три раза на дню, и все равно никто не рисковал ни забраться в постель, ни надеть штаны или рубашку, ни обуться, не встряхнув предварительно как следует простыни или одежду. Если же скорпион все-таки жалил, то оставалась болезненная красная опухоль и долгое воспоминание. Эти членистоногие оказались первыми из всех божьих тварей, которых он по-настоящему начал ненавидеть. Но это случилось задолго до того, как он познакомился с Палестриной.

Марчиано наполнил лейку водой и полил свои овощи, потом поставил лейку на место и вытер пот со лба. Здесь тоже не было ни дуновения, более того, ночной воздух казался душным, как никогда.

Жара.