День гнева

Залп грохочет неожиданно, и предупредивший Уайта человек падает наземь, не добежав туда, куда ринулась остальная толпа. Уайт с бешено бьющимся сердцем, задыхаясь, совершенно ошеломленный тем, чему стал свидетелем, бегом возвращается домой, взлетает по лестнице, запирает дверь. В полном смятении распахивает, но, заслышав гром выстрелов, вновь захлопывает окно. Не зная, что предпринять, достает из стенного шкафа охотничье ружье и некоторое время бродит с ним по комнатам, вздрагивая от каждого нового залпа. Это самоубийство, говорит он себе, соваться сейчас на улицу, неизвестно зачем, с кем и против кого. Чтобы успокоиться и тогда уж, на трезвую голову, принять решение, он хватает пороховницу, гильзы и принимается набивать патроны. Потом, чувствуя бессмысленность своих действий, прячет ружье в шкаф, садится у окна, меж тем как гром близкой ружейной пальбы разносится по всем окрестностям, перемежаясь через правильные промежутки раскатами орудийных залпов.

* * *

Капитан Марбо возвращается во дворец Гримальди в тот самый миг, когда оттуда со всем своим штабом выезжает великий герцог Бергский в сопровождении конвоя — полуэскадрона польских улан и роты гвардейских фузилеров. Положение осложняется, и Мюрат, опасаясь, что его отрежут от главных сил, переносит ставку к конюшням королевского дворца на склоне холма Сан-Висенте, куда к этому же времени уже должна прибыть двумя колоннами пехота: одна — из Эль-Пардо, другая — через Сеговийский мост с Каса-дель-Кампо. Преимущество нового места — хоть вслух об этом никто не говорит — в том, что если Мадрид будет перекрыт мятежниками и события окончательно пойдут вразнос, Мюрат и его штаб смогут уйти оттуда на север и расположить войска на Чамартине.

— Кавалерии уже давным-давно пора рубить эту сволочь на Пуэрта-дель-Соль! И полкам Годино и Обре — появиться там следом! Что происходит? Что там на Буэн-Ретиро творится?

Великий герцог Бергский яростно дергает поводья. У него есть причины для дурного расположения духа. Ему только что доложили, что больше половины его курьеров, посланных к войскам, «перехвачено». Именно это слово употребил генерал Бельяр. И капитан Марбо, который размашистой рысью догоняет раззолоченную кавалькаду, по улице Нуэва скачущую к Кампо-де-Гуардиас, кривит губы в усмешке, услышав это иносказание. «Что ж, — думает он, — можно и так выразиться по отношению ко всадникам, выбитым из седла градом камней или сваленным вместе с лошадью наземь, а потом растерзанным, зарезанным, приколотым на улицах и площадях».

— Вот пакет, Марбо. Доставите в Буэн-Ретиро. Духом! Или — махом, если вам так больше нравится!

— Кому прикажете вручить, ваше высочество?

— Генералу Груши. Его не найдете — передадите старшему в чине… Живо!

Молодой офицер принимает запечатанный конверт, отдает честь, шпорит коня и, оставляя позади усиленный до последней степени вероятия конвой маршала, уносится в сторону Санта-Марии и Калье-Майор. Генерал Бельяр, сознавая важность поручения, дал Марбо в сопровождающие четырех драгун, и тот, скача перед ними по улице Энкарнасьон, стискивает зубы, пригибается к самой гриве в ожидании удара черепицей или молотом, а то и пули. Он не новичок на войне и понюхал пороху, что тем не менее не мешает ему клясть свое невезение. Более чем сомнительное удовольствие — скакать с приказом через весь охваченный мятежом город на другой его конец, в Буэн-Ретиро, где размещены легкая гвардейская кавалерия и драгуны общей численностью в три тысячи сабель. Расстояние не так уж велико, но невозможно миновать Калье-Майор, Пуэрта-дель-Соль и улицу Алькала или Сан-Херонимо, а для француза эти места опасны смертельно. И от внимания Марбо не укрылось, что маршал Мюрат, правильно оценив эту опасность, отправил с пакетом его, временно прикомандированного к штабу капитана, а не кого-нибудь из своих штатных адъютантов, которые, очевидно, нужны ему живыми, здоровыми и в непосредственной близости.

…Еще не скрылся из виду дворец Гримальди, как откуда-то с балкона грянул по Марбо и его драгунам выстрел, по счастью никому не причинивший вреда. Дальше по пути будут еще не раз стрелять — но, вероятно, люди невоенные, к тому же из охотничьих ружей или из пистолетов — и швырять чем ни попадя из окон и с балконов. Грохоча коваными копытами по мостовой, кони мчат карьером; пятеро держатся друг к другу как можно ближе, и людям волей-неволей приходится расступаться, давая им дорогу. Так промахивают они всю Калье-Майор и влетают на Пуэрта-дель-Соль, где плотная толпа выказывает намерения столь недвусмысленно враждебные, что Марбо готов пасть духом. Но тотчас понимает: если хоть на миг замешкаться, замяться — всем конец.

— Ходу! Ходу! — кричит он своим. — Не то пропадем!