– Отбой, – тихо сказал клетчатый собственному рукаву. – Да, дадим этому чуду в перьях последний шанс.
Он ущипнул запонку двумя пальцами и в упор посмотрел на Леонида.
– Ну, чего уставился? Хочешь запомнить нас на всю оставшуюся жизнь?
Барсуков послушно захлопнул веки.
На негнущихся ногах Леонид дотащился до туалета. Дверь распахнулась раньше, чем он успел дотронуться до ручки. Невысокий мужчина вышел на свет из сверкающей розовым кафелем комнатушки, убирая в карман странного вида мобильник.
– Извините, если задержал, – сказал он, с любопытством изучая джинсы Леонида.
Ничего не ответив, Барсуков шагнул внутрь. Про Ларушку, мокнущую и мерзнущую в ожидании его на улице, он в этот момент даже не вспомнил.
Или это начали действовать таблетки забвения?
Те из окружающих, кому изысканная еда и напитки не затмили весь остальной свет, поглядывали на этого занятного господина с любопытством и необременительным сочувствием. Давно принесенное горячее остывало на его тарелке. Двести граммов белого крепкого, напротив, нагревались в изящном хрустальном графинчике. В пепельнице исходила сладковатым дымком сигарета, которую посетитель успел прикурить, но, кажется, так ни разу и не затянулся. Со стороны казалось, что он то ли курит вприглядку, то ли испепеляет сигарету одной лишь силой взгляда. Тем временем сам необычный посетитель беседовал поочередно то по одному, то по другому сотовому телефону.
«Да выруби ты эту хренотень к чертям собачьим! – переживал его сердобольный сосед, сидящий двумя столиками южнее (сам предусмотрительно оставивший отключенную трубку в гардеробе), впрочем, недостаточно громко. – Хоть поешь как человек!» Ведь почему-то считается, что физическому здоровью не способствуют разговоры во время еды, тем более разговоры по работе.
Строго говоря, разговаривал обладатель пары телефонов не так уж много. Чаще он лишь выхватывал нужную трубку из левого либо правого пристегнутого к поясу чехольчика, похожего на кобуру ковбойского револьвера, большим пальцем обрывал мелодию «Yesterday» или «Подмосковных вечеров» и, приложив мобильник к уху, на какое-то время замирал. Иногда он кивал, выпячивал губы или прикрывал ладонью глаза, но редко произносил что-либо вслух.
Сигарета успела дотлеть и рассыпаться в прах, когда к привычным и уже навязшим на зубах невольных сотрапезников аккордам добавилась новая мелодия. Она была настолько тревожной и странной, что все, услышавшие ее, одновременно перестали жевать. Звук ее, казалось, исходил прямо из груди занятного господина.
– Извините, – бросил он своим невидимым собеседникам, которых в этот момент как раз было двое, и, сложив обе трубки на стол, быстрым шагом направился в уборную, на ходу расстегивая пиджак.
Его рука порывисто отдернула гардину цвета окружающих стен, тактично загораживающую от посетителей белую дверцу с двумя нулями, и повернула серебристую ручку. Дверь распахнулась и мгновение спустя снова захлопнулась за ним.
Оставшись один, занятный господин вытащил из внутреннего кармана громоздкое переговорное устройство черного цвета и причудливой формы, нажал пару кнопок (в ту же секунду оставшиеся в зале почувствовали, что снова могут есть, но к сожалению, совершенно не хотят) и резко тряхнул рукой. Из торцевой части устройства выдвинулась телескопическая антенна, имеющая форму перевернутого конуса.
Господин поднес устройство к уху, привычно помолчал с минуту, затем заговорил.
– Нет, – сказал он. – Никакой эмерженси, скорее всего, семь-дип-фук. Да, толстый просто пусто-пусто-тел. Остальные раз-два-оба тоже. Три бла. Нет, не чисто-чисто-звон. Но на всякий девять-один-один, я бы на месте бер-бера ускорил рип-ван-стоп. Да, ваз-два-один-ноль-пять-понял. Ноу-ноу-проблем! Кстати, вы не забыли, что обещали мне и моим штрих, штрих-штрих заблаговременный эскейп-дабл-Оу-экзит? Ну, хорошо. Два бай.
При этом взгляд господина был направлен строго вверх, на потолочную кафельную плитку со сколотым, несмотря на недавний капитальный ремонт, краем.
Почему-то считается, что прогулка на свежем воздухе, совершенная в промежутке между ужином и сном, в немалой степени способствует укреплению физического здоровья. Ну, физического, положим, это еще бабушка надвое, а вот остатки душевного этот затянувшийся моцион Ларисе гарантированно поистрепал.
Она ждала за углом. Рассматривала фонарные отражения в луже, мерила красивыми ногами расстояние от столба до стеклянного склепика автобусной остановки и изнывала от любопытства.
Наконец они появились. Она еле сдержалась, чтобы не побежать им навстречу.
– И? – небрежно спросила она. – Что с ним?
Они переглянулись и выпустили на волю дикий, долго сдерживаемый хохот, не утихавший минуты три, в течение которых Лариса лишь притоптывала на месте от нетерпения.
– Ничего страшного, – отсмеявшись, ответил один. – Жив.
– Сушит штаны и расходует казенные рулоны, – добавил другой.
– Еще бы! Тройная доза слабительного!
Они снова нервно прыснули, и на этот раз Лариса к ним присоединилась.
– Что вы такое ему сказали?