— Сволота ты поганая!!! Да я слово молвлю, тебя зеки на пики поднимут!
— Как скажешь, хозяин! — покорно продолжал соглашаться Ветеринар.
Иван Чмок с невероятным трудом поднялся с пола, причем выражение его лица походило на физиономию разозлившегося сумоиста. Заключенный Рюмин по сравнению с ним казался маленькой овцой перед гиппопотамом.
— Сам задушу! — решил Чмок и двинул свои бескрайние телеса на жертву. И здесь оба услышали тихое:
— Прекрати, Ваня…
Чмок тотчас утерял воинственный дух, от неожиданности пустил громоподобные газы и в секунду сгорбился, будто со страху.
— Что? — спросил он почти тенором.
— Поверь этому человеку, Иван. Он тебе поможет.
Она была прекрасна, эта Ирэна Петерсон. Ветеринар много слышал о необыкновенной любви хозяина к зечке и о ее редкой красоте, доставшейся чудовищу на заклание. Но сейчас, наблюдая латышку воочию, ее прекрасную бледность, почти прозрачность лика, фигуру, словно извлеченную гением из мрамора, Ветеринар и сам осознал, какой бриллиант достался жирному борову. Лишь одну женщину в своей жизни видел Станислав прекраснее, чем эта прибалтийская жемчужина, — свою жену Елену Рюмину, родившую ему шестерых детей. А еще селекционер наблюдал глаза Ивана Чмока, эти крохотные лужицы на огромной морде, из которых изливался наружу такой истинный свет любви, что никак нельзя было не прийти этому свету на помощь!
И в небесных глазах латышки Ветеринар увидел многое, а оттого и понял еще больше. Он чуть было не растрогался оттого, как может женщина любить невозможное, как красавица жалеет мучающееся чудовище, сколько глубокой печали в глазах этой женщины… Прямо «Аленький цветочек»!
Она еще раз велела Чмоку верить зеку, а затем укрылась в своей комнате.
Он стал покорней, чем дворняга, бегающая но тюремному двору. И взгляд у него сделался такой же, как у лагерной псины.
— Сколько баранов нужно? — только и спросил.
— Двадцать, — определил Рюмин.
— Будут…
Баранов достали через два дня. Реквизировали с выставки животноводства, проходящей в Сургуте под ЭГИДОЙ ВДНХ. Отдали взамен сотню свиней, выращенных на зоне. Еще прибавили толику живыми деньгами…
Рюмин велел Чмоку, чтобы с овощного склада прикатили весы, на которых завешивали мешки с картошкой, а также мясные туши. На них завесили и тушу Чмока. Определили, что в ней двести двенадцать килограммов веса. Почти как в самом большом хряке по кличке Ирод на скотном дворе. Когда-то Хряк был замечен в поедании своих детей…
Охрана с преогромным интересом наблюдала, как зек по кличке Ветеринар расправляется с бараном.
Животное сильно нервничало, его бросало из стороны в сторону, но, привязанное веревкой к железной балясине, оно лишь тихонько блеяло и сыпало на землю дерьмом, похожим на спелые оливки, словно предчувствуя, что конец его бытия близок.
Рюмин подходил к барану с улыбкой, пряча за спиной одну руку, вооруженную остро заточенным ножом, а другую, с кусочком хлебного мякиша, тянул к перепуганному животному.
Баран нервно шевелил ноздрями, хлеба не хотел, но глядя на руку селекционера, уже не шугался в сторону, а покорно стоял на дрожащих ногах…
Вся охрана чувствовала этот бараний страх. Точно так же и с людьми происходит, когда их ведут на расстрел. Некоторые из когда-то оставшихся на сверхсрочную имели опыт по расходу, означенному смертным приговором, и сейчас сравнивали человека с животным. Одна байда. Никакой разницы…
Среди охраны, наблюдающей за действиями Ветеринара, был и сержант срочной службы по фамилии Кранов. Странный для сослуживцев парень, замкнутый, сильный, как медведь, косой, как Крамаров. Кранов был много старше всех из своего призыва и на вопросы «чего так задержался?» никогда не отвечал. Его не переспрашивали…
Сержант Кранов отношение имел ровное как к сослуживцам, так и к заключенным и на вопрос замполита Рогова, есть ли разница между зеком и вольным, всегда отвечал:
— Есть.
— Какая? — пытал замполит.
— Они первые сидят…
— Не понял? — удивился Рогов.
Кранов не пояснил, и у замполита осталось некое неприятственное отношение к этому молодому бугаю с погонами «ВВ». Он и хотел было его прессовать, но что-то внутри подсказывало, что делать этого не стоит, и этим «что-то» было не что иное, как страх…
Зека Рюмин приблизился к барану вплотную и свободную руку положил животному на морду. Ветеринар выждал несколько минут, потом легонько отвернул голову барана в сторону и молниеносным движением правой руки перерезал жертве горло. Он сделал это настолько мастерски, что животное, рухнувшее на деревянный настил как подкошенное, лишь пару раз дернуло копытами, а затем издохло. В глазах барана погасло, словно свет выключили.