Большую часть дня они проводили в квартире: играли, общались с друзьями, смотрели разнообразные шоу, слушали музыку, учились танцевать. Дважды в день Алета колдовала с домашним кулинаром, подгружала из сети какие-то хитрые рецепты — Яр и не подозревал, что еда может быть такой разнообразной. А вечерами они выходили в город и отправлялись на поиски приключений. Для Яра бесцельное блуждание по ночному городу было в новинку. Для Алеты же, кажется, такое времяпровождение было привычным. Они садились в такси, наугад выбирали место на карте, мчались туда по залитым светом трассам, а потом до утра бродили по незнакомым улицам, заглядывали в магазинчики, клубы и прочие заведения, некоторые из которых были весьма и весьма необычными. Они совершали множество ненужных покупок, они делали глупости, они искали встреч со странными людьми — и сами старались казаться странными.
Яр отдыхал.
Воспоминания о недавних неприятностях потускнели. Коктейли, ароматный дым и таблетки настроения помогли ему очистить память. Громкая музыка и яркие движущиеся картинки наполнили его существование жизнью. Никогда прежде Яр не веселился так, как в эти дни, Веселился отчаянно и безоглядно, безумно и отрешенно.
Они разбивали сиберов в каком-то полулегальном баре на окраине города.
Они участвовали в конкурсе на самую любвеобильную пару.
Они карабкались на стену «Дома Отчаянных».
Они забирались в необитаемые подземные лабиринты.
— Почему ты никогда не показывала мне этого?! — кричал Яр, обводя руками сияющий город, развернувшийся внизу. Они, обнявшись, стояли на крохотной площадке трансляционной башни. Лишь немногие небоскребы возносились на такую высоту.
— К этому нужно быть готовым, — кричала Алета, крепко держась за металлический шпиль. Сильный ветер трепал ее рыжие волосы и гудел в натянутых тросах. Настоящий свободный ветер, которого никогда не бывает там, внизу.
— Что это значит?
— Подумай, и, может быть, поймешь сам.
Яр не хотел ни о чем думать…
Однажды Алета решила, что Яру пора поговорить с младшей женой. Она свела их в ресторане «Идальго», а сама незаметно исчезла.
— Привет, — сказала Ольша, усаживаясь напротив.
— Привет, — сказал Яр. — Извини за тот разговор.
— Не надо сейчас оправдываться. Алета мне все объяснила.
— Все?
— Ты болел. Ты бредил. Мы не должны были видеться.
— Да, конечно. Я сам не понимал, что говорил.
— Это уже не важно. Ты знаешь, о чем я хочу с тобой поговорить?
— О ребенке.
— Алета уже тебе рассказала? Я же просила ее не делать этого…
— Я догадался сам, — соврал Яр. — Она просто потом подтвердила.
— Догадался? — Ольша удивленно посмотрела на него. — Почувствовал?
— Не знаю… — Яр замялся. — Наверное… Не могу объяснить…
— Я хочу его оставить, — резко сказала Ольша, и лицо ее сделалось острым и строгим.
— Я не против, — сказал Яр.
— Нет, ты не понимаешь… Я хочу сама выносить его…
— Сама? Зачем?
— Я так хочу…
— Но в доме рождений…
— Да, да, я знаю! Мне все это говорят, все только это и твердят: дом рождений, дом рождений! Там безопасней! И мне, и малышу!
— Именно.
— Нет! Я не хочу! Не хочу его отдавать!
На них стали оборачиваться. И Яр подвинулся ближе, взял Ольшу за руку, погладил ее пальцы:
— Успокойся… Не кричи…
Он налил ей лимонной воды, велел выпить. Сказал, сам не веря, что произносит это:
— Если ты хочешь, пусть будет так.
— Но это не все… — Она посмотрела на него. Глаза ее влажно блестели. — Я не хочу отдавать его в дом воспитания. Я хочу сама вырастить его.
Яр нахмурился, отпустил ее руку. Долго молчал, глядя в тарелку. Сказал:
— Он будет дикий.
— Он будет мой!
— Это неправильно.
— Почему?!
— Так нельзя.
— Почему?! Почему?!
— Потому что это плохо.
— Кому плохо? Мне? Тебе?
— Я не хочу, чтобы мой ребенок был дикий.
— Я его воспитаю!
— Ты не сможешь. Не сумеешь. Это же… Это груз, ответственность. Разве ты не понимаешь? Тебе не осилить… Дома воспитания для того и созданы — слава предкам…
— Зачем ты так говоришь?!
Она разрыдалась.
Яр смотрел на нее и чувствовал в душе неясное неприятное томление.
— Чего ты от меня хочешь? — спросил он, начиная злиться.
— Это ведь твой ребенок, — проговорила она сквозь рыдания. — Наш с тобой…
Грянула музыка. Ухоженный сибер-официант остановился возле их столика, собрал грязную посуду, коротко поклонился и укатил. Яру было очень неуютно. Нужно было непременно что-то сделать, но он не знал, что именно.
— Поступай, как хочешь, — сказал он. И понял, что произнес не те слова, что был должен…
Он здорово напился потом. До беспамятства, до бесчувствия. Только одно запомнилось ему: высокие черные тени, встречающие его на выходе из ресторана.
О, эти тени!
Теперь они чудились ему постоянно, всюду. Безумие безвестно сгинувшего Гната оказалось заразным. Неясные фигуры попадались на глаза едва ли не каждую ночь, их пугающие очертания угадывались в неверных тенях, их смутные силуэты мерещились в темных местах. Яр изо всех сил старался не замечать черных призраков. Он убеждал себя, что это лекарства так на него действуют. И обещал себе, что завтра же отправится в клинику. Но почему-то каждый раз на это не находилось времени.
Их время было занято другим.