Вик постучал по двери кулаком, толкнул ее плечом, повернулся к Херберту.
— Почему нас не выпускают?
— Мы должны заплатить, — спокойно объяснил сибер.
— Нам нужно выйти! Яр где-то здесь, да? Нам надо к нему!
— Друг Вик, ты должен перевести двенадцать пойнтов.
— Я не понимаю! — Вик забеспокоился, заерзал. — Что такое пойнты? Куда перевезти?
— Надо заплатить.
— Надо выйти! — Вик локтем ударил по стеклу, зашипел от боли.
Такси закачалось — Угру тоже надоело находиться взаперти, он тоже пробовал выбраться.
— Вы нарушаете порядок. — Девушка сердилась: голубые глаза ее сделались серыми и колючими, лицо некрасиво перекосилось. — Немедленно прекратите, или я вызову дежурный патруль!
— Открой дверь! — завопил Вик, хватаясь за карабин. — Слышишь, ты, дура! Открой, говорю, дверь!
Угр завозился так, что мобиль заскрипел.
— Не надо, — сказал Херберт, неуверенно озираясь, пытаясь приподняться и стукаясь макушкой о потолок. — Пожалуйста, не надо.
— Двенадцать пойнтов! — напомнила бесплотная девушка.
Вик ударил ее прикладом карабина. По лобовому стеклу пошла трещина, лицо девушки раздвоилось.
— Не надо, — испуганно пискнул Херберт.
Мобиль вздрагивал — в запертом кузове Угр бился о стенку.
Где-то снаружи подвывала сирена. Из-за белого здания, выглядящего, как нагромождение кубов, поднимался серый дым. Какие-то люди, одетые в смешные колпаки и белые халаты, толпились на покрытом стеклянной крышей крыльце и, вставая на цыпочки и по-гусиному вытягивая шеи, пытались в этом дыму что-то разглядеть.
— Служба правохраны вызвана, — сообщила раздвоившаяся девушка перед тем, как исчезнуть. — Патруль будет через три минуты. Настоятельно прошу оставаться в салоне.
Свет в мобиле погас, окна потемнели, став едва прозрачными. Вик окончательно потерял голову. Не слыша увещеваний Херберта, мальчишка приставил ствол карабина к лобовому стеклу и выстрелил.
Он почуял ее раньше, чем увидел. Запнулся, приостановился даже, не очень пока доверяя своему обнаружившемуся шестому чувству и все равно зная наверняка, что там, за поворотом ярко освещенного больничного коридора сидит она. Он чувствовал ее так же, как несколько минут тому назад чувствовал присутствие хурбов — и избегал встречи с ними.
Но от этой встречи он уклониться не мог.
Ольша сидела в пяти метрах от места, куда он должен был сегодня попасть. Обойти ее, как тех хурбов, было невозможно.
Яр выглянул из-за угла.
Действительно, она сидела на лавочке у зеркальной двери, точно напротив бормочущего медийника. Глаза ее были закрыты, голова запрокинута — она, кажется, спала. В дальнем конце коридора маячили две фигуры в больничных халатах. Небольшой сибер, похожий на табуретку, осторожно вез куда-то сотни две одинаковых склянок. Он проехал в метре от Ольши, а она даже бровью не повела. Яр посторонился, пропуская сибера. И, еще раз оглядевшись, на цыпочках выступил из-за угла. Больше всего он сейчас боялся, что одна из зеркальных дверей вдруг откроется, в коридор повалят шумные доктора и их пациенты, и Ольша очнется.
Он затаил дыхание, поравнявшись с женой. Мельком — чтоб не спугнуть сон — глянул на ее лицо, перевел взгляд на живот.
Она была беременна, когда они виделись в последний раз. Говорила, что собирается рожать сама. Неужели она все же отказалась от той нездоровой идеи и отдала плод на сохранение в дом рождений?
Интересно, где сейчас их ребенок…
Ольша вздрогнула и открыла глаза. Он растерялся, окаменел. Она посмотрела прямо на него, и он понял, что она его не узнает.
— Извините, — сказал он, торопливо отворачиваясь и почему-то краснея.
Она тоже, кажется, смутилась и отвела взгляд.
Он быстро прошагал мимо жены, протянул руку к зеркальной двери, заставляя ее открыться.
— Яр?
Он притворился, что не услышал ее. Он смотрел на свое отражение и сам себя не узнавал.
— Яр! — Она вскочила так резко, что отъехавшая скамейка ударилась о стену. — Что с тобой?! Где ты пропадал?! Я же тебя искала! Я тут с открытия до закрытия тебя жду!
Зеркальная дверь ушла в сторону. Яр поспешно шагнул в знакомый просторный холл. Но Ольша уже схватила его за рукав, придержала.
— Что случилось? Почему ты на меня не смотришь? Где ты был?
— Вы, кажется, обознались, — пробормотал он, пытаясь осторожно высвободить руку.
Спустившийся с потолка холла сибер-информатор вытаращил на них свои круглые глазищи. Огромный рыхлый толстяк, расположившийся на диванчике, посмотрел на борющуюся у порога парочку, привстал, собираясь вмешаться, пискнул что-то грозное, но, разглядев Яра как следует, переменился в лице и схватился за сердце.
— Все хорошо, — сказал ему Яр и помахал свободной рукой — той, в которой он держал тесак. — Не беспокойтесь.
Ольша вдруг отпустила его, и он, потеряв равновесие, провалился вперед.
— Ты сбежал, — сказала она с удивительной осязаемой холодностью. — Ты трус! Испугался признаться, что у тебя есть другая девка. И бросил меня. Из-за ребенка, да?!
— Нет! — запротестовал оскорбленный Яр.
— Я чувствовала это! Я знала, что так и будет! — Она словно хлестала его словами.
— Нет! Нет! — Яр повернулся к ней.
— Ты не мужчина! Ты трус!