Демоны Хазарии и девушка Деби

Я гляжу на воды, и они становятся прозрачными на глазах, и ясно видны снующие рыбы совсем близко от моего лица. Карпы выглядят несколько более изящными, чем в реальности, но очень вялы, ибо они под водой, и угол зрения сверху, на уровне поверхности, не дает возможности видеть рыб. Этому мешают еще и мутные воды, и вообще вокруг сумрачно. Но воды уходят в пучину, и вся река падает наискось, или это я спускаюсь как-то очень размыто на место, ниже уровня реки, и вот, вижу вглубь. Огромные рыбы снуют, уплывают, исчезают в дальних водах, то возвращается к моему лицу, и головы их круглы, подобны голове щенка. Они бесцветны, черно-белы.

Еще предметы плавают в воде, и ясно, что это рыбы, похожие на предметы.

А воды становятся все прозрачней и просвечиваются, и видно вглубь, до самого дна, которое не в середине реки, а ближе к берегу, и там стоят черная овца и смотрит на меня. Она черна и курчава. И она настоящая, но кажется на миг подобной муляжу овцы. Чернота ее подобна углю. И шерсть ее окрашена словно индийскими чернилами. И глаза овцы черны. И она смотрит на меня из глубины вод. А воды стоят напротив меня стеной, а я на одном уровне с дном реки, и черная овца там, и у меня ощущение тайны. Вокруг овцы снуют рыбы формами, схожими с домашней посудой.

Река стоит перед моим лицом почти вертикально, давая ощущение неудобства, и я поднимаюсь по берегу. И незнакомка в длинной своей юбке поднимается со мной, рискуя измазаться в грязи берега. Стена берега отвесна и разрушается на глазах. Земля его неприятна и корни торчат из нее. Бежит пес, и ремень от ошейника тянется за ним.

Мы поднялись наверх, сидели на краю тропы, и сон кончился.

Глава двадцать пятая

«Что ты пишешь, Ахав? – спросила его Дебора и зажгла сразу несколько свечей. С воском никто не считался. – Почему ты пишешь в темноте?»

«Я записываю сон», – сказал Ахав и рассказал ей его.

Деби слушала, широко раскрыв глаза. Попросила еще раз описать овцу в глубине вод. Ахав запутался в описании. Слова не подходили к виденному, исчез ритм и певучесть видения во сне. Но он сказал несколько обрывочных предложений: «У женщины было несколько привлекательное, нежное, заостренное в чертах лицо, тоже черное. Ноги тонкие, как черные палочки книзу. И она смотрела на меня, она была целиком как один взгляд».

«И она что-то просила, ты думаешь?» – спросила Дебора.

«Да, это так выглядело. Это был, вероятно, просительный взгляд или, быть может, удивленный. А честно, я не верю в сны».

«Не надо слишком верить, и тут ничего нет, что можно расшифровать. Ясно, что исчезнувшие дети не дают тебе покоя, это отчетливо выступает во сне. Овца в глубине вод».

«Нет, – протянул Ахав, – н-е-е-т. Какое это имеет к отношение увиденному. Обычный сон».

Дебора замолкла, несколько уязвленная, приблизилась к нему, поцеловала его в щеку, уткнулась в нее лицом. И так они замерли, он – на стуле, она, прижавшись к нему, даже, когда вошла Малка со свечой из соседней комнаты, увидела их и вышла.

Так или иначе, они разжали объятия, и Дебора взяла лист с записанным на нем сном, прочла. Ахав усмехался про себя, ожидая, когда она дойдет фрагмента, где она упоминается. Улыбка появилась у нее на лице, когда она дошла до этих строк, посмотрела на него, хлопнула по плечу:

«Что ты обо мне написал?» – в голосе ее были нотки ликования и счастья.

Она вернулась к тексту, спрашивая: «Еще что-нибудь обо мне написано?»

«Нет».

Она дочитала до конца, отложила лист и сказала: «Прекрасно написано».

Снова вошла, и более уверенно, Малка, затем вышла, взяла медный таз из ящика, где хранилась посуда, вернулась. Руки ее были в тесте, на ладонях два яйца. Сказала Деборе: «Принеси мне, пожалуйста, маленькую сковородку, но не опрокинь ее».

Дебора открыла крышку сундука, в котором разложена была в аккуратном порядке кухонная посуда – кастрюля в кастрюле, покрытые лоскутами кожи. Маленькая сковородка лежала в большой сковороде, ручки – отдельно, чтобы сэкономить место. Отдельно – формы для пирогов, взбиватель пены, кофеварка.

Она взяла маленькую сковородку, злясь на мать. Какое еще замечание та может сделать, если сковорода наверху? Она привернула к сковороде ручку, закрыла крышку сундука, которая, слава Богу, легла точно, куда надо. Сколько раз она немного застревала, и тогда не проходило секунды, как должна была сказать: «Ты нехорошо уложила вещи внутри».

Дебора понесла матери то, что та просила.

«Ты должна видеть, как он прекрасно написал», – сказала матери в кухне, где все раскалилось от плиты, – он описал приснившийся ему сон и обо мне там тоже написал».

Дебора вернулась к Ахаву, и они начали говорить о чем-то незначительном, но тут вошла любопытствующая Малка и спросила: «Можно прочесть то, что ты написал, Ахав. Дебора говорит, что это очень красиво».

«Мама!» – сердито сверкнула глазами Дебора в стороны матери.

Но Ахав сказал: «Да, все в порядке, вы можете это прочесть, мама Дебори».

«Дебори? – подумали одновременно Дебора и Малка. – Он решил звать меня Дебори. Что вдруг?»