Солнечный свет почти не угасал, ночи были коротки, и Олег сказал, что он любит долгие ночи со мной. Можно подумать, что он должен дожидаться ночи. Он это делает в полдень, и после полудня, вечером и ночью. И мне хорошо. Я ведь так его люблю. Сегодня зарежу своего гуся и зажарю для Олега, чтобы он увидел, как я его люблю.
В первую ночь на корабле он спросил меня: «Болит?»
Ответила: «Нет, нет, хорошо, хорошо».
Затем спросил: «Тебе было хорошо?»
Я сказала: «Нормально».
«Но ведь ты сказала: «Хорошо, хорошо».
Я ему не ответила, только хмыкнула, но он продолжал меня дотошно расспрашивать, а я все хмыкала, пока не поняла, что могу ему сказать:
«Ну, хватит, замолчи».
Так и сказала.
Он рассмеялся. Он не сердился, не ударил и не вышвырнул меня, только обнял и со смехом сказал: «Ладно, молчу».
Было это нормально, но вдруг стало и вправду хорошо. И тогда вспомнила, что он спрашивал, и в одну из ночей сказала ему: «Помнишь, ты меня спрашивал, хорошо ли мне?
«Помню», – сказал он.
«Так это просто невероятно хорошо».
«Да?» – он вскочил на четвереньки на шкуре и все расспрашивал и расспрашивал, что я чувствую? С каких пор я чувствую? Он может быть иногда невыносимо нудным. Но он любит меня, и я его очень люблю. Лишь иногда он меня пугает. Например, сегодня, он обварил кипятком свою жену в сауне.
Тита вложила два пальца в рот и свистнула. Тут же к ней подбежала старая жирная служанка и стала бить поклоны, вытирая руки о фартук.
«Возьми моего гуся, – приказала Тита, – зарежь, приготовим его с яблоками для Олега»
«Что?» – услышал гусь, вытянул вверх свою длинную пятнистую шею, глядел, не веря своим глазам, на Титу. Но она отвернулась от него. Он начал убегать, взлетая и хлопая крыльями, короткими перебежками, но перья его были подрезаны. Поймали его, и он визжал, призывая: «Тита, Тита!» Ответа не было.
В тот же вечер она подала Олегу гусиную печенку, испеченную на углях.
«Я никого не обязана любить, – сказала ему Тита, глядя, как он глотает печенку, – я люблю только тебя».
Глава сорок вторая
Прибыли Олег и Тита к концу своего путешествия, приближаясь к дому Олега.
В тот момент, как замок Олега возник на утесе, раздался его свист.
Лошади остановились, телеги замерли. Вся дружина в месте с Олегом сошла на землю и начала молиться. Тита начала дрожать, плакать. У нее начались рвоты.
«Что случилось?» – подбежал к ней Олег.
Она пыталась что-то бестолково объяснить, но он лишь понял, что она боится его жены, боится того, что с ней произойдет теперь, когда они прибыли на место, где все чужое. Где она принадлежит другим.
Олег успокоил ее. Она и только она его любимая. Ей нечего бояться. «Всем объявлю, кто ты и кем являешься, как только приедем», – сказал он. Так и было.
Но все прошло не так гладко. Жена кипела от злости, обвиняя его в подлости и никчемности. Она бросала на Титу такие взгляды, что та почти совсем не выходила из своей комнаты, и лишь смотрела через окно на снег, который стал обильно падать в эти дни, на белые дали, замерзшие, туманные, сумрачные, и лишь ждала, когда ее посетит Олег. Так прошли долгие месяцы. Только иногда, когда Олег одевал ее, брал за руку и вел с собой в трапезный зал, где восседала масса народа, она сидела рядом с ним, прижавшись к нему и не проронив ни звука.
В один из весенних дней пришла к ней жена Олега со сладкой улыбкой и букетом желтых цветов. Она предложила Тите немного украсить комнату к приближающемуся празднику шведов. Она рассыпала цветы по комнате и с явным интересом разглядывала простыни.
«Ты должна побеспокоиться об их стирке», – и голос ее тоже был сладок, – Олег не должен тебе на это указывать. Это некрасиво».
И Тита вся сжалась внутри, словно ее избивали ногами наглые мужики ее села.
«Пойдем, – сказала жена Олега, зажигая пучки травы на подносе, – покатается на лодке по озеру».
Трава, горящая медленным почти невидимым огнем, неприятно пахла, и жена поставила поднос около кровати.
«Пойдем, сейчас так чудно на озере. Погребем. Ты увидишь, насколько прозрачны воды, так, что ясно видно дно», – легкий смешок сорвался с губ жены Олега, и было что-то неприятное в этом смешке.
Она тащила за руку Титу, и обе вышли из дворца и спустились по тропе и зеленеющей травами земле. Тита все спрашивала себя, чего она ее так боится.
Сели в лодку, жена Олега затянула какую-то печальную песню на каком-то старинном диалекте и начала грести на середину озера. Сидела Тита и думала об этом странном сближении и о том, что прав Олег: бояться ей нечего. Она сердилась на себя за этот упадок духа.
Озеро было прозрачным, и горы дышали мощным покоем. Травы и листья виднелись сквозь воды, ни одной льдины не осталось на поверхности озера. Жена Олега перестала грести и предложила малышке сесть за весла.
Тита встала.
«Что? думаешь, ты красивее всех?» – спросил жена Олега.
«Нет, госпожа», – сказала и про себя успела отметить, что сейчас она вернется в кухню, в шалаш служанок. Но эта молниеносная мысль не завершилась, лишь повисла в воздухе.
Тут жена Олега столкнула ее в воду, и быстро погнала лодку к берегу.