Демоны Хазарии и девушка Деби

В Хазарии запрещено бить, но есть другие наказания, наносящие боль телу и душе, уничтожая их, и такие наказания он вынужден выдерживать. И никогда он не преуспеет. Просто невозможно преуспеть, выполняя невыносимые требования управляющего конюшни. Он связывает руки Песаху, отбирает у него все самоуважение.

И ничего нельзя было изменить, ибо на управляющего тоже оказывали давление, и он с трудом их выдерживал.

Но следует сказать, что управляющий был негодяем. Это частично шло от его характера, а частично из прошлого опыта, который научил его, что послабление работникам конюшни может ему дорого обойтись.

Только по субботам Песах мог немного отдохнуть. И он мылся горячей водой, любезной предоставляемой ему врачом конюшни, получал немного вина и калач, и мог спокойно поужинать со своей молодой женой.

Но скотину надо кормить и в субботу, и он шел поздно в конюшню вместе с Титой, старающейся ему помочь. Они открывали склад с кормом, видели разбегающихся по норам мышей, брали ведра, наполняли их зерном из мешков, и высыпали в корыта для корма животным.

Дыхание Песаха становилось тяжелым от пыли и крох, забирающихся в легкие. Затем они приносили воду, чтобы напоить животных. И так до до пятнадцати вёдер сжирали битюги и крупных размеров мулы. Примерно, к полудню завершался корм и водопой, и они возвращались в свой шатер, обедали, отдыхали, молились Воздух и покой субботы облегчал дыхание. И если бы еще было немного больше еды, суббота могла бы быть чудным днем.

И тут, в один из дней, на конюшне появился Ахав.

Глава восемьдесят четвертая

Пришел не один.

И вовсе не с бессильной, поникшей головой.

Он пришел во главе воинства. Их было девяносто слепых воинов, ведомых полуслепыми.

Они шли за ним шестью змеящимися шеренгами. И в каждой шеренге – четырнадцать слепых, возглавляемых командиром, слепым на один глаз.

Они остановились в поле, напротив конюшни. Сбросили рюкзаки, и поставили небольшие палатки, и Ахав вошел в конюшню и обнял Песаха.

«Ай», – вскрикнул Песах, когда Ахав сжал его раненую руку.

«Господи, Боже мой, что с тобой случилось?» – сказал Ахав, увидев его опавшее лицо.

«Ерунда, я просто неважно себя чувствую, – сказал Песах, – это пройдет. Познакомься с моей женой Рут».

«Зовут тебя – Тита, верно? – сказал Ахав. – Слышал о тебе в Итиле, знаю обо всём».

Ввалился управляющий и сердце Песаха ушло в пятки. «Я должен закончить работу», – сказал он, оборвав разговор с Ахавом, схватил вилы и демонстративно стал разбрасывать сено. Тита обменялась многозначительным взглядом с Ахавом, мол, ты, конечно же, все понимаешь.

«Когда он кончает работу?» – спросил Ахав.

«С последним лучом заката, – ответила Тита. – Что же ты слышал о нас? Я тоже слышала о тебе, а теперь, в конце концов, вижу тебя. Как это случилось, что тебя не судили? Не смогли поймать?»

«Я иду освободить детей, – сказал Ахав негромко, но с убежденностью, от которой веяло силой. Чудные голубые глаза Титы засверкали. Ахав был потрясен. Это было мгновение, когда он забыл Деби.

«Я возвращаюсь к моим людям, к слепцам, – сказал Ахав, – вечером приду к вам. Ничего не готовые, я принесу ужин. Не поверишь, как эти слепцы умеют резать салат и делать тосты. Попробуешь кашкавал – это вкуснейшая болгарская брынза. Будут еще разные блюда».

Вечером он пришел с четырьмя слепцами, которые несли большие тут же на месте сработанные подносы с едой, и запах варёного риса и лука шел от салатов. На трех деревянных тарелках лежали морские рыбы трех сортов, зажаренные на углях, и в них были воткнуты жесткие листья приправ.

«Разрешите мне хотя бы подать хлеб», – сказала Тита и принесла сухие ломти, которые при пережевывании скрипели от песка.

Слепцы ушли. Тита и Песах ели, и казалось им, что вернулись давние чудесные дни. Ахав рассказывал о Деби, о том, как оставил хуторок пчеловодов, в общем, обо всём, что мы уже знаем.

Звуки, издаваемые музыкальными инструментами, ритм ударника и слова песни донеслись из лагеря слепцов.

Извозчики и грузчики, лоцманы из порта, таможенники, овощеводы и зеленщики, те, кто выращивал кормовые травы, художники-ремесленники, рисующие на фарфоровых чашках голых девиц, в общем, все, живущие вблизи конюшни, бежали на звуки музыки. Пришли ухоженные нарядные женщины, в облике которых было что-то такое, в чем нельзя ошибиться, и что связывало их с делом сбора пожертвований. И поле, освещаемое пламенем костров, собрало у каждого костра круг слушателей-хазар, изумленных тайной притягательностью болгарских голосов.

Не удивительно, что на следующий день слепцы в обед ели до отвала телятину. Ахав рассказывал о них.

Позвал к себе царь Хазарии царя болгарского, чьи владения простирались у большой реки, и приказал ему помочь хазарам в сражениях с варварами-печенегами, соседствующими с ними на востоке. Болгарский царь Узия послал своего брата Омри в бой. Князь Омри был испытанным в битвах бойцом и владел большой коллекцией кубков для вина. Вы, конечно, знаете, что я имею в виду, говоря о такой выставке кубков, напоминающих головы и говорящих о тех, кого князь победил.