Она шагнула ко мне. В этой маленькой кабине царила странная тишина. А потом наши головы начали сближаться. Ее — вверх, к моей, моя — вниз, к ее. И ничто во всем мире не могло бы остановить то, что должно было случиться.
Я уже ощущал тепло ее лица, как вдруг кабина дернулась и остановилась. На пару секунд мы замерли, потом движение возобновилось. Раздался громкий скрежет и двери лифта начали разъезжаться.
Дансигер отпрянула.
— Надо выходить. — Она медленно вышла из кабины. — Мне очень жаль.
— Мне тоже. Увидимся.
— О, Боддеккер!
Двери начали закрываться. Я ринулся к контрольной панели, но было поздно. Створки съехались, отрезав от меня лицо Дансигер, кабина вздрогнула и потащилась на тридцать девятый. Всю дорогу я ругался как заведенный.
В вестибюле тридцать девятого царило оживление. Рабочие устанавливали новую голограмму, на сей раз — бедного Пэнгборна. Сотрудники агентства сновали туда-сюда и останавливались поглазеть, стараясь при этом не перегораживать коридор, чтобы рабочие могли развернуться нормально. Я встал в очередь к секретарше. Когда же добрался до письменного стола, то назвал свое имя и сообщил, что хочу поговорить с кем-нибудь из старших партнеров.
— А, да. Боддеккер? — Да.
— Вас ждут. — Ждут?
— Вы встречаетесь с ними в малом конференц-зале.
— Я?
— Я предупрежу, что вы идете.
Я двинулся по коридору. Волосы на затылке встали дыбом. Ох, как мне все это не нравилось. Я попытался внушить себе, что это какая-нибудь очередная глупая встреча с руководством. Небось Ферман завел себе щенка и не знает как его назвать. Или Джет хочет повесить какой-нибудь из своих рисунков в музее современного искусства. Или Шнобелю приспичило посоветоваться о цвете обоев для… Нет, черт возьми! Шнобель мертв.
Я вошел в пустую комнату, придвинул стул, но решил пока не садиться. Засунул руки в карманы и переминался с ноги на ногу, выжидая, пока кто-нибудь появится.
Первым пришел Спеннер.
— А, Боддеккер. Остальные будут через минуту. — Он уселся за стол и открыл ноутбук. — Значит, ты получил наше послание?
— Послание? Спеннер нахмурился.
— У тебя какие-то проблемы с программным обеспечением феррета?
Я покачал головой.
— Я еще не заходил в офис после ленча.
— А. Тогда все ясно.
«Что ясно?» — хотелось спросить мне. Но в эту секунду в комнате появился Финней, на шаг позади него — Хонникер из Расчетного отдела. Увидев меня, она виновато отвернулась.
Угу, подумал я, началось.
— Боддеккер, — сказал Финней. — Все правильно. Садись и приступим к делу.
— Спасибо, я постою.
Финней пожал плечами и выдвинул стул для Хонникер, а потом уселся сам.
— Если тебе так удобнее…
— Удобнее.
— Боддеккер, — произнес Спеннер. — До нашего сведения дошло, что ты собираешься покинуть Пембрук-Холл.
Хонникер беспокойно заерзала в кресле.
— Именно поэтому я и пришел, — подтвердил я. — Я увольняюсь.
— Кто за этим стоит? — спросил Спеннер. — «Штрюсель и Штраусе»? «Мак-Маон, Тейт и Стивене»? «Дельгадо и Дельгадо»?
— Никто, — возразил я. — Я ухожу из принципа. Финней закатил глаза.
— Это не имеет отношения к так называемому альтруизму?
— Боюсь, что имеет.
— Тебе не нравится направление, в котором развивается твоя карьера? — осведомился Спеннер.
Я поглядел на Хонникер.
— Думаю, вы уже знаете ответ на этот вопрос.
— Если ты не хочешь заниматься Дьяволами, — произнес Спеннер, — почему так сразу и не сказал?
— А что, это сыграло бы какую-нибудь роль?
— Разумеется, нет. Но мы могли бы сделать эту должность чуть более… более приемлемой.
— Единственный способ сделать эту должность чуть более приемлемой, — ответил я, — это зашить Дьяволов в мешок с кирпичами и бросить на середину Гудзона.
— Честно говоря, — заявил Финней, — не понимаю твоей враждебности по отношению к Дьяволам.
— Дело не в них, — пояснил я. — Дело в вас и вашем отношении к ним. Если бы вы так идиотически не цеплялись за товары из «Мира Нано», то и сами считали бы их тем, кем считаю я — заурядными уличными головорезами.
— Прошу прощения, — возразил Спеннер, — но Тараканчик — профессиональный актер. И его досье совершенно чисто — мы специально проверяли перед тем, как подписать с ним контракт.
— Большое дело! Досье Фермана очистилось в ту минуту, как ему исполнилось восемнадцать. Кроме того, когда вы заключали контракт с самим Ферманом и его парнями, преступное прошлое вас так не беспокоило, не правда ли?
— Ну, мальчик мой, это ведь было подростковое досье, — снисходительно произнес Спеннер. — А это совсем другое дело.
— Вот видите! — закричал я. — В том-то все и дело! Вы двое, и она, — я показал на Хонникер из Расчетного отдела, — и все «старики» из правления, и вообще все в этом здании, кроме тех, кто как я общался с Дьяволами Фермана хоть мало-мальски продолжительный срок, смотрите на них через подернутые флером коммерции очки. Ну попытайтесь хоть на минутку снять их и поглядеть правде в глаза.
Спеннер посмотрел на Финнея.
— О чем он говорит?